Ольга Баскова - Сокровище падишаха

— Не переживай, — успокоил его Петрушевский. — Я тоже майор, пусть даже и столичный. Как семья? Как Валентина?

Сорокин вдруг посерьезнел:

— Давай об этом потом, Толя. Не потому, что у нас с Валей плохо, наоборот, она крепкий тыл, и все отлично. Но я звоню тебе по другому поводу. Вы давали ориентировку на некоего Карташова Александра Валентиновича тысяча девятьсот сорок второго года рождения. Было такое?

— Давать-то давали, — согласился следователь. — И пока он сидит в предвариловке. Но через пять минут я намерен его выпустить.

— Выпустить? — Казалось, Сорокин даже задохнулся от возмущения. — С какого рожна?

— У этого прохвоста оказались большие связи, — пояснил Анатолий. — Нам уже звонили. Короче, полковник приказал выпускать. Тем более улик у нас нет, понимаешь? Ничего нет, кроме подозрений.

— Толя, выпускать его нельзя ни в коем случае, — дышал в трубку Дима. — У нас его опознали как убийцу пожилой женщины, у которой он снимал комнату. Есть свидетели, это — во-первых, а во-вторых, в колодце на участке жертвы нашли ее окровавленную одежду и орудие преступления — утюг с отпечатками пальцев. Отпечатки не только потерпевшей. Кроме того, мы отыскали покупателя безделушек, ну, тех, что этот негодяй украл у бедной старушки. Толя, немедленно иди к начальству и докладывай обо всем. Если нужно, я вылетаю в Москву. Хочешь — прилетай к нам, встретим тебя по-королевски и нагрузим целым ворохом улик. Ты меня понял, Толя? Иди к полковнику, я буду ждать твоего звонка. Ну, бывай.

В трубке раздались короткие гудки, и Петрушевский в который раз подумал, что справедливость торжествует довольно часто. Он встал и бодрой походкой направился в кабинет полковника. Тот пил чай вприкуску с сахаром. Увидев подчиненного, начальник растянул в улыбке тонкие губы.

— Пришел обрадовать, что Карташов уже на свободе?

— Никак нет, Петр Ефимович, — покачал головой Анатолий. — Этим я вас не обрадую, зато обрадую другим. Только что звонили из Крыма. В Карташове опознали убийцу его квартирной хозяйки.

Сахар выпал из внезапно задрожавших рук полковника.

— Этого не может быть! — тихо проговорил он. — Это какая-то страшная ошибка. Что я доложу руководству? Сразу дойдет до самого верха, а там… Страшно представить. Эта баба оторвет нам голову. Подумать только, наша бригада, которую Щелоков считает лучшей, не только не может найти преступника, но и подставляет честного, порядочного человека, друга Поляковой. Да меня с дерьмом смешают, в лучшем случае уволят — ты это понимаешь?

— То есть вы предлагаете отпустить преступника, уже опознанного как убийцу своей квартирной хозяйки в Бахчисарае? — невинно спросил Петрушевский. — Думаете, за это нас погладят по головке?

Петр Ефимович, коротенький, толстенький, бегал из угла в угол и жалобно стонал. Потом, сделав глоток крепкого чая, внезапно успокоился и более мирно посмотрел на подчиненного.

— Там, в Бахчисарае, они ручаются за свои слова?

Следователь улыбнулся. Шеф начинал сдаваться. Это было хорошим знаком.

— Жаль, что вы незнакомы с Димой Сорокиным, — проговорил он. — Будь я на месте министра, срочно перевел бы его в Москву. Это сыщик до мозга костей. Прежде чем обвинить человека, он соберет на него большое досье. Ему можно верить, как мне.

Начальник, удивительно похожий на сосиску, опустился на стул:

— Ладно, действуй. Постарайтесь прижать Карташова к стенке. Хорошо, если бы он уже сегодня раскололся и начал говорить. Тогда к нам не было бы никаких претензий.

— Слушаюсь, товарищ начальник, — Петрушевский приложил руку к воображаемому козырьку и вышел. Он не направился в свой кабинет, а заглянул к Сарчуку и ввел его в курс дела.

— Шеф приказал расколоть подозреваемого, — добавил следователь. — Думаю, вдвоем мы сумеем это сделать.

— Да уж постараемся, — усмехнулся Виктор. — Ты, Толя, у нас мастер душещипательных бесед.

Петрушевский стукнул приятеля по спине:

— Пойдем, дорогой. Против такого тандема он не устоит.

Увидев конвойного, Анатолий приказал привести Карташова к себе. Виктор мирно расположился у окна. Когда вошел Александр, свежий, румяный, играя ямочками на щеках, Сарчук почувствовал злобу. Этот негодяй был уверен, что вывернется. Ну что ж, надежда умирает последней.

— Садитесь, — предложил ему Анатолий.

Карташов помялся: