Журнал «Искатель» - Искатель, 2019 № 04

Его свет проникал в комнату, побеждал тусклое мерцание свечи и падал голубыми пятнами на ковер и стены.

Лицо Андрюшки было мрачно, он глядел на эту небесную феерию и чувствовал, что угрюмые мысли его бродят и меняют свои силуэты так же зловеще, как и эти ночные облака, только с краев посеребренные сиянием.

Он не ожидал доброго ответа от своего брата, он даже думал, что посланный будет задержан и не вернется вовсе.

Мрачная душа молодого преступника была полна злобой и ненавистью.

Когда он получил от Трифонова письмо, в котором тот извещал его, что князь Карпатский всего за два дня до его прибытия скончался, а прямым наследником его признан граф Павел Радищев, он вздрогнул, как от укола.

— Ага! — сказал он вслух. — Ты опять на моем пути, что ж, поборемся вновь!.. Только с жизнью я уступлю тебе эти миллионы!..

В дверь кто-то стукнул, и она приотворилась.

Андрюшка оглянулся и увидел посланного к Павлу Радищеву с письмом в руке.

Не сказав ни слова, он схватил это письмо и разорвал конверт.

Самое возвращение посланного доказывало, что дело имело оборот благоприятный.

«Струсил!» — мелькнуло в голове Андрюшки, пока он раскрывал письмо, и презрительная улыбка искривила его губы.

Письмо начиналось так:

«В последний раз я выпускаю вас из своих рук, в дальнейшем подобные смелые шаги с вашей стороны приведут вас зуда, где место всем, вам подобным.

Отвечаю вам потому, что наглость ваша, превосходящая всякую меру, на этот раз была уснащена ловким соединением мошенничества с почти законным требованием. В вашем письме вы намекаете, что действуете по доверию незаконного сына князя Карпатского.

Этот последний, безусловно, мог рассчитывать на часть законом предоставленного мне наследства, если бы он, подтвердив свои права, обратился лично ко мне, без вашего содействия, чем он лишил себя всякого доверия.

Тот, кто знается и имеет дела с вами, вероятно, подобен вам, а такие чудовища, как вы, не могут быть оставляемы безнаказанными.

Будь вы бедняк и труженик, о, с каким наслаждением я признал бы в вас наизаконнейшего брата и почел бы за величайшую честь для себя быть вам полезным по мере моих возможностей. Я ни секунды не задумался бы над вашим настоящим предложением мне. Я бы отдал вам то, что вы теперь требуете путем угроз, как другу, как человеку, перед которым я хотя и без вины, но все-таки виноват, виноват тем, что я счастлив, что я имею имя и положение в обществе, которых лишила вас случайность.

Теперь же, в ответ на ваше уснащенное угрозой требование, я отвечаю тоже угрозой и отказом.

Я издали уже узнал вас. Я понял, на что вы способны, и постиг весь мрак вашей погибшей души.

Исполнить вашу настоящую просьбу — значит дать в руки преступления смертоносное оружие. Я не вправе сделать этого, а в раскаяние ваше и возможность перемены жизни и образа действий — я не верю. Да и вы сами захохотали бы над моей наивностью, если бы в обмен нескольких миллионов я принял за чистую монету ваше фальшивое заявление о раскаянии. Нет, такие люди, как вы, не имеют органа, двигающего раскаянием. Я не вхожу в рассмотрение, кто тут виноват: вы или судьба, но я констатирую только факт.

Итак, вы понимаете, что я вызываю вас на борьбу с целью или уничтожить вас, или, если судьбе будет угодно направить на меня вашу руку, — пасть самому.

Сегодня отделение «квартиры углов», хозяином которой состоял Калиныч, и ближайший грязный трактир были особенно многолюдны.

С самого утра во двор известного нам дома начали входить темные личности обоего пола.

Квартиранты Калиныча собирались кучками и оживленно толковали.

Сам Калиныч подходил то к той, то к другой группе и, хмуря густые брови, бросал несколько слов с чрезвычайно деловым и озабоченным видом.

Так деятельный капельмейстер мимически обращается то к группе скрипок, то к батарее валторн, то отрывисто приказывает барабану…

Калиныч действительно был озабочен.

Сегодня ровно в полночь должно было состояться первое собрание организованного кружка, собравшегося для начала своей деятельности.

Главным сюжетом этой предстоящей трагикомедии, конечно, был Андрюшка, лицо для всех таинственное, почти мифическое. О нем-то и говорилось в углах, к нему и тянулось любопытство всей этой оборванной толпы, жаждущей действия и на все готовой.

В соседнем трактире за грязными столиками, уставленными бутылками пива и водки, виднелись наши старые знакомые: Степанидин, агенты Андрюшки — Трофимов, двое Богдановых и Кутузов.