— Но ты его сюда послал, тебе и вытаскивать, — сурово отрезал Григорий. — Пиши. Потом разберемся.
Сукачев тяжело вздохнул и, взяв авторучку, склонился над листом бумаги. Написав несколько строк, он принял задумчивый вид, словно обдумывая дальнейшие фразы, а сам с глубоко скрытой злобой подумал совсем о другом: «Тебе, парень, повезло у двери. Там я растерялся от идиотского света в твоих глазах. Что это такое ты придумал, я не знаю. Но, надо признать, получилось это у тебя ловко. Однако не нагого напал, сопляк. В конце концов я перехитрю тебя и воткну тебе в бок мою верную финку, которая спрятана у ноги. Похоже, ты поверил, что я простофиля, боюсь змей и мышей и готов с потрохами сдать Василия Андреевича. Его имя уйдет с тобой в могилу. Еще никому не удавалось оставить в дураках Пашу-Налима. Наколю на финку, как навозного жука на иголку, и положу рядом с этим предателем Семой. Размечтался молокосос: «Пристрелю из твоего же пистолета». Ничего, попишу немного, чтобы усыпить твою бдительность, а потом…»
— Ну зачем же финку в бок?! — язвительно усмехнулся Григорий, считавший коварные мысли Сукачева. — А ну-ка отстегивай ее от ноги и давай сюда. Все же не удастся тебе, Паша-Налим, перехитрить молокососа. — Григорий сделал шаг в сторону, держа капитана под прицелом. — Извини меня, Павел Кирьянович, за грубые слова, но продажный легавый уже никогда не станет человеком.
От такого неожиданного поворота у капитана отвисла нижняя челюсть и схватило низ живота.
— Мне бы того, — просипел он, — в туалет.
— Финку! — коротко приказал Григорий.
Сукачев торопливо отдал остро отточенный финский нож.
— А теперь иди, — подталкивая Сукачева пистолетом, Григорий сопроводил его в туалет. — Можешь закрыться, — разрешил он. — Не подумай, что я опечалюсь, если повесишься.
— Не из дураков, — хмуро буркнул капитан, закрывая дверь. — А в тебе я, думается, ошибся. Похоже, ты сам дьявол.
Прошло минуты две. И вдруг из туалета раздался душераздирающий вопль, способный, казалось, поднять и мертвеца из гроба.
Ударив ногой в дверь, Григорий сорвал ее со шпингалета и содрогнулся от увиденной картины. На искаженном лице Сукачева застыла маска ужаса. Он сидел на полу со спущенными брюками, откинувшись спиной к стене ванной комнаты и сжав в кулаки пальцы раскинутых в стороны рук. С его шеи медленно стекала пестрая лента кобры. При первом же взгляде было ясно: капитан мертв. Вероятнее всего, он скончался не от яда змеи, а от разрыва сердца. Кто знает, может быть, он действительно смертельно боялся змей.
Попав в поток зеленого света, исходившего от глаз Григория, кобра ускорила свое движение и спряталась под ванной. Григорий подхватил тело Сукачева под мышки, выволок его в прихожую и закрыл дверь ванной комнаты. Склонившись над капитаном, он стал на всякий случай прощупывать у него пульс. Пульса не было. На шее у трупа виднелась припухлость с темной точкой в синюшном ореоле — возможно, от укуса кобры.
Григорий привел в порядок брюки пострадавшего, закрыл ему глаза и в раздумье, что теперь делать с трупом, стал выпрямляться.
Первое, что он, выпрямившись, увидел, был направленный на него пистолете глушителем. Пистолет находился в руке Соколова, одетого в черный плащ и черную шляпу. Лицо его было серьезно, губы сурово поджаты. Перед Григорием стоял самый умный и безжалостный противник во всей этой драматической истории. Василий Андреевич не колебался: выстрелить или нет. Его изобретательный ум подсказал ему единственно верный в данной ситуации выход: стрелять нельзя, не тот момент. Дружелюбно улыбнувшись, он повернул пистолет рукояткой к Григорию и самым приветливым тоном сказал:
— Гришенька, возьми оружие в знак моего товарищеского расположения. Я пришел к тебе с добром, а не со злом. Нам нужно очень серьезно поговорить.
— Ну и хитрец же ты, Барон, — усмехнулся Григорий, забирая пистолет.
— Я смотрю, ты много обо мне знаешь, дорогой?! — заискивающе улыбнулся Соколов. — Понятно, легавый раскололся. В общем-то, я никогда легавых за людей не считал. Ну, да ладно, теперь уже это не имеет никакого значения. Я ведь сам пришел все тебе рассказать и договориться о совместной законной деятельности.
— Хорошо поешь, гражданин начальник, — язвительно усмехнулся Григорий. — Я чувствовал, что ты не вытерпишь и придешь., Попытаешься ликвидировать меня, если застанешь беззащитным. Сейчас же я для тебя неуязвим. Поэтому ты и пистолет отдал.
Читать дальше