Вера Арье - Парадокс Апостола

Остановившись, Родион покосился на адвоката, который, казалось, уснул, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза.

Но тот вдруг пошевелил кистью руки, что, вероятно, означало: «Продолжайте».

— О том, что готовится показательная акция по захвату полицейского участка в Бастии, Гаспар узнал не сразу. Отец скрывал от него эту информацию, явно не желая, чтобы его девятнадцатилетний сын был вовлечен в такое рискованное предприятие. Однако, как говорится, l'homme propose, et Dieu dispose [34] L’homme propose, et Dieu dispose (фр.) — человек предполагает, а Бог располагает. . Гаспар оказался на месте событий, и они стали для него роковыми. Во время нападения в заложники взяли двух полицейских. Один из них оказал сопротивление и попытался бежать. Но не успел — его настигла чья-то пуля. Чья именно, уже никогда не станет известно. Однако снимок, который передал мне мой информатор, служит неоспоримым доказательством причастности Гаспара Истрия к этим событиям. Его вы держите в руках.

Веки адвоката медленно приподнялись.

Развернув папку, которая лежала на кофейном столике, он увидел выбеленную временем фотографию, с которой на него вызывающе смотрели трое чернявых молодых людей в сдвинутых на затылок черных балаклавах. В руках у всех троих было автоматическое оружие, направленное на изувеченное тело полицейского, распростертое у их ног. По своему накалу и выразительности сцена ничем не отличалась от кадров охоты на лесного кабана.

— Вы, несомненно, одаренный оратор и удачливый журналист. Но надеюсь, ваши изыскания этой фотографией не исчерпываются?

— Разумеется, нет. Однако этот снимок и похищенный у убитого офицера пистолет «беретта» стали теми вещественными доказательствами, которые предопределили судьбу Гаспара Истрия и его отца.

— Ну не томите же благодарного слушателя, продолжайте. — Глаза де Перетти занялись холодным огнем.

— Приемная дочь Паскаля Брунетти, Валери, преуспела не только в карьере, но и в личных отношениях, став спутницей министра внутренних дел Франции. Их отношения, продолжавшиеся к тому моменту несколько лет, а затем переросшие в крепкий брак, невероятно сблизили Готье с дядей его избранницы. Дела клана Брунетти постепенно стали личным приоритетом министра. О том, что готовится покушение на префекта Руссо, ему было хорошо известно. И более того, это было ему на руку. Во-первых, префект имел неосторожность вести компрометирующий дневник, в который он исправно заносил все свои наблюдения и выводы из разговоров с высокопоставленными политиками. Этот документ, хранившийся в рабочем сейфе префекта, после убийства так и не был найден. Во-вторых, позволив этому преступлению свершиться, Готье выстрелил сразу по двум мишеням. Он взвалил вину за него на националистов накануне проведения законодательной реформы, тем самым лишив их права войти в состав местных органов управления. И вся власть осталась в руках корсиканских кланов, таких как семья Брунетти. Ну и наконец, умело раскрыв срежиссированное им самим же преступление, Готье повысил свой профессиональный престиж, что позволило ему взойти на новую ступень и закрепиться на политическом подиуме…

Тишину кабинета взорвали хлопки.

Адвокат, вынырнув из своего кресла, громко аплодировал.

— Блестяще! Просто блестяще! То есть вы хотите сказать…

— Да, я хочу сказать, что Апостолис Истрия не был фанатиком и уж тем более миссионером, пожертвовавшим свободой во имя идеалов. Он был просто любящим отцом, взявшим на себя грех сына.

На лицо адвоката набежало темное облако, он подался вперед:

— Как вы заблуждаетесь… На себя можно взять лишь чужую вину, но не прегрешения. За них каждому придется ответить самому и, увы, без амнистий.

Смягчившись, он добавил:

— Но в остальном вы правы. Мой подзащитный был запуган и принужден к самооговору. Улики против его сына были достаточными для того, чтобы тот оказался за решеткой минимум лет на двадцать — за убийство полицейского и за соучастие в групповом вооруженном нападении. Этим умело воспользовались, чтобы скрыть истинные причины гибели префекта, которые вы мне только что перечислили. Кланы Ланзони и Брунетти были очень дружны и разделяли общие интересы, так что эта интрига — их совместное творчество. Все участники дела лжесвидетельствовали под их давлением: Доминик Кастела был хорошо знаком с Арно Ланзони благодаря Театральной ассоциации, а мадам Дюпон была банально подкуплена.