Вера Арье - Парадокс Апостола

С трудом вынырнув из плотного людского потока, движущегося одновременно во всех направлениях, Анна оказалась возле нужной ей стойки регистрации. Она вытащила из сумки паспорт, изо всех сил подавляя в себе желание прыгнуть в такси и помчаться прямиком в жандармерию Кальви. Или в центральную городскую больницу? И как она не подумала о ней сразу?! Может, за ночь что-то изменилось, он был найден и находится сейчас там…

— Мадам, вы путешествуете одна? Вас устроит двенадцатый ряд, место у прохода? — сотрудница «Эр Франс» смотрела на нее выжидательно.

— Да, конечно… мне это, собственно, неважно… Скажите, а рейс, случайно, не задерживается?

— Нет-нет. — Девушка улыбнулась снисходительно, видимо, уловив слабую надежду в ее голосе. — Самолет вылетает по расписанию.

Десять цифр, долгие гудки, щелчок, соединение. — Жандармерия! — неприятно рявкнула трубка. Впрочем, именно так и должен, наверное, отвечать блюститель порядка, заступивший на службу в столь ранний час.

— Здравствуйте, — голос дрожал от волнения и даже при безупречно верном произношении выдавал в ней иностранку.

— Слушаю! — поторопил ее баритон.

— Я звоню по поводу того, что случилось вчера во время шторма на городском пляже Кальви…

— А именно?

— Вы, наверное, в курсе: во второй половине дня в море пропал виндсерфер. Его разыскивали четыре спасательные лодки до самого вечера.

— И что же?

— Сказали, в темноте поиск бессмыслен и с утра вылетит вертолет… Я хотела узнать: что-то прояснилось?

— А вы, простите, кем приходитесь потерпевшему? Прямая родственница?

— Я его хорошая знакомая, мы вместе пришли на пляж в тот день, начался внезапный шторм, и он исчез в открытом море…

— Фамилия?

— Я как-то не успела у него спросить…

— Мадам, прошу меня извинить, но по закону мы не имеем права разглашать подобную информацию лицам, не состоящим с потерпевшим в близком родстве, — отрезал жандарм. — Впрочем, даже если бы вы и были его родственницей, то я вряд ли мог вас чем-то порадовать — нам никаких сигналов не поступало.

— Но речь идет о человеческой жизни! Спасатели заверили меня…

— Вот и звоните на спасательную станцию, возможно, ваш друг уже давно найден и согревается кофейком в ближайшем бистро!

Гудки. Конец соединения.

Анна принялась искать нужный номер. С трудом обнаружив его на запутанном сайте муниципалитета, долго слушала тишину. Наконец, трубку сняли. «Да, здравствуйте, что? Нет, вчера была не моя смена, пока не в курсе, перезвоните позже…»

Как, как все это возможно?! Вороша жесткие волосы, она пыталась убедить себя, что еще есть шансы все прояснить…

— …Авиакомпании «Эр Франс» в Ниццу, срочно пройдите на посадку. Повторяю, госпожа Анна Илиáди, рейс 9462 авиакомпании «Эр…»…

Она чуть не опоздала на самолет.

Стюардесса в безукоризненно сидящей форме любезно проводила ее к месту у прохода в двенадцатом ряду.

— Агáпи му [2] Любовь моя (греч.). , ну почему бы тебе не поехать? — Харис снял очки и положил их поверх папки с документами. Он устало потер лицо своими большими ладонями, напоминая засидевшегося допоздна сутулого студента.

— Харис, я хочу побыть с тобой. Ну часто ли у нас бывает отпуск и время друг для друга? Ты работаешь даже в выходные — со всеми твоими плановыми и внеплановыми…

— Анна, сердце, мы провели чудесную неделю в Провансе. Ницца — это другое. Мировой форум, «всепланетные светила» в полном составе, сплошные профессиональные встречи и разговоры… Помнишь наш последний ужин с профессором Нойманном? Мне показалось, это отбило у тебя охоту участвовать в подобных мероприятиях.

Встреча с доктором Нойманном действительно врезалась ей в память. Они ужинали во французском ресторане в районе Афинской Ривьеры: приглушенные бра, тончайший фарфор, сатиновая скатерть и вышколенные официанты. Муж с профессором пришли раньше, а Анна, как назло, задержалась в студии. Войдя в зал, она сразу увидела Хариса: он был на голову выше других, его просто невозможно было не заметить. Между ним и профессором шел оживленный разговор. Анна подсела к столу и, извинившись за опоздание, начала изучать меню.

— Так вот я скажу вам: смысла в этой операции нет, — подытожил Нойманн.

— Мне трудно с этим согласиться, — мягко возразил Харис. — До тех пор, пока остается хоть один шанс спасти человеку жизнь, стоит пробовать все, что есть в арсенале.

— Да нет ничего в арсенале. Это врожденное заболевание, он обречен. Месяц, два… И чем раньше такой человек умрет, тем меньше душевных сил уйдет у его родственников на призрачные ожидания. И тем скорее его здоровые органы будут отданы людям, которые в них нуждаются.