Наталия Антонова - На похоронах Хайли Лайкли никто не плакал

– Простите…

– Заходите, – и хозяин, не оборачиваясь, пошёл вовнутрь дома.

Они дошли до кухни. На столе стояла яичница, пожаренная с репчатым луком, батон колбасы, тарелка с нарезанным сыром, вымытым зелёным луком, редисом, разрезанным свежим огурцом, и краюхой ржаного хлеба. В большом керамическом бокале дымился горячий чай.

– Мы тут с Тузиком трапезничаем, – хозяин отрезал большой кусок колбасы, отдал, крутящейся возле его ног собаке и сказал, – присоединяйтесь к нам.

– Спасибо. Я следователь Александр Романович Наполеонов. Расследую дело об убийстве.

– А кого убили? – равнодушно спросил хозяин.

– Насколько я понимаю, вашу дочь, Терезу Вениаминовну Майскую.

Хозяин неожиданно покачнулся, опёрся руками на стол и чуть не опрокинул его.

Наполеонов поспешил ему на помощь, помог пересесть на крохотный диванчик и, кинувшись к крану, налил в первую попавшуюся под руку чашку, холодной воды.

Вениамин Майский выпил воду, утёрся рукавом и тихо всхлипнул, – Терезу убили, мою девочку.

– Вениамин Вениаминович! Вы давно виделись со своей дочерью?

– Это как посмотреть, – ответил Майский.

– Я вас не совсем понимаю…

– Да, что же тут понимать. После того, как не стало матери, я вернулся домой из Норильска, где прожил долгие годы.

Майский тяжело вздохнул и продолжил, – первым делом я, конечно, захотел увидеть Терезу. Пошёл к дому моей жены и стал ждать.

– Чего?

– Когда Тереза выйдёт из дома. Встречаться с женой было свыше моих сил.

– Понимаю.

– Я дежурил в течение нескольких дней, стоял по 3-4 часа кряду, потом уходил. И вот в один из дней они вышли из подъезда.

– Они?

– Да, – кивнул Майский, – Тереза и моя бывшая жена. И всё!

– Что всё? – не понял следователь.

– Моё сердце оборвалось! Тереза была точной копией матери. И я понял, что никогда не смогу к ней подойти.

– И вы больше не пытались увидеть свою дочь?

– Почему не пытался? Пытался. Время от времени я наблюдал за ней со стороны. Но всё реже и реже.

– Почему?

– Не знаю. Душа перестала лежать к ней совсем.

– А с женой вы разведены?

– Да.

– Вы не создали новую семью?

– Если вы имеете в виду, женился ли я во второй раз, то нет. Но у меня есть приёмный сын.

– А где он сейчас?

– Работает врачом в Норильске. Лет через 5 вернётся на большую землю. А пока они мне на всё лето Юрочку присылают.

– А Юрочка это кто?

– Это мой внучок! – с гордостью ответил Вениамин Майский, и Наполеонов поблагодарив хозяина за помощь, стал прощаться.

– А чайку? – огорчился Вениамин.

– Спасибо, я тороплюсь.

– Но хоть редиски с собой возьмите! У меня она своя.

Через несколько минут он вернулся с пакетом, который, несмотря на протесты, вручил следователю. Тому ничего не оставалась, как принять дар, рассыпавшись в благодарностях.

Наполеонов, свернув за – угол, не удержался и заглянул в пакет. Там был пучок сочного редиса, зелёный лук и ароматный укроп.

– Эх, – воскликнул следователь, залихватски взъёрошив свои коротко остриженные волосы, – гулять, так гулять! Где у них тут овраг с сиренью?!

На этот вопрос ему ответил ветер, принеся тонкий волнующий аромат.

Овраг оказался в метрах пятидесяти от Сиреневого пяточка. Издали он напоминал собой большой глиняный сосуд продолговатой формы, доверху заполненный лиловыми, светло сиреневыми, белыми и фиолетовыми соцветьями.

Наполеонов спустился в овраг по тропинке протоптанной многими ногами и на ходу вспомнил, что не так давно прочитал совет то ли английских учёных, то ли ещё каких, что сирень для её лучшего цветения, нужно ежегодно обламывать.

Он мысленно проглотил этот совет, как таблетку, успокаивающую совесть и наломал большой благоухающий букет.

Вернувшись к своей машине, он положил его на заднее сиденье вместе с огородными дарами Майского.

Ехать на работу со всем этим сокровищем было немыслимо и Наполеонов заехал домой, открыл своим ключом дверь, прокрался на цыпочках в прихожую, положил всё на столик и услышав голос матери, – это ты, Шурочка, отозвался, – я ма. Но уже убегаю

– Подожди!

Раздались шаги Софьи Марковны, но Наполеонов уже захлопнул дверь, и стремительно сбегая по лестнице, услышал, – ох, сирень! И овощи!

Что дальше говорила мать, он уже не слышал. В машине всё так же головокружительно пахло сиренью. К тому же на заднем сиденье ещё лежали три ветки, которые он оставил для много терпеливой секретарши Эллы Русаковой.

Глава