Алексей Наст - Боец

— Не беспокойтесь, сударыня. Ваш Алешковский написал же — придет Боец и все уладит. Чего же тогда бояться?

— Шутите! — вздернулась Маша в негодовании и снова внимательно вгляделась в фото. — Вы шутите, а мне… — Она замерла и произнесла спокойно, но медленно: — А мне по-настоящему боязно.

Павел поспешил успокоить наивное дитя:

— Вам надо покушать! Ничто так не успокаивает, как медленное пищеварение после приятного приема вкусной пищи.

— Да? — Маша улыбнулась.

— Что мы с вами все на «вы»? — плел кружева Павел. — Маша, я лично думаю, что это просто совпадение — эта татуировка — этот знак…

Он не думал так. Его терзали сомнения. Сомнения были размером с громадных белых акул, рвущих плоть большими кровавыми кусками…

— Мало ли что у того человека может обозначать буква «Р» в круге, — закончил он неуверенно.

— Павел, я не хочу есть, как бы вы меня ни уговаривали, но согласна на шоколад, только черный и горький, — сделала заявление Маша.

Он сделал знак официанту. Черный и горький. Девочка ценила и знала толк в шоколаде.

Павел внимательно смотрел, как Маша надкусывала шоколадную плитку, шурша фольгой. Она не совсем наивна. Это ведь так сексуально — кусать целую плитку на глазах у мужчины. Всем ведь известно, шоколад придает страсть в любви. Чтобы не распалять поклонников, девушки всегда ломают плитку шоколада на дольки и тихо отправляют их в рот. Павел вдруг представил, какое наслаждение он может получить от этой девушки, и ему даже стало дурно от прилива крови.

В голове дернулась авантюрная мысль. Он в отпуске, свободен как ветер, денег благодаря новой политике внутри государства на увеличение зарплат военным и полицейским хватало, почему бы не поискать приключений? Так всегда было и будет: сначала человек пытается удовлетворить свои насущные потребности, а уже потом, когда появляются излишки, и эти излишки стабильны, он начинает «кабанеть».

«И мне пора, — подумал Павел. — А то жил и не жил… И вспомнить нечего! А это будет замечательное летнее приключение!»

— А хотите, Маша, мы выясним, что за птица этот обладатель знака Зла? — спросил Павел с подкупающей улыбкой. Пожал плечами, стараясь казаться убедительным. — Поедем в ту область — машину я попрошу у своего напарника Миши Соболева или вон у Петьки Килькина, тот тоже на колесах — взял какую-то индийскую «улитку» в кредит. Он покривляется, но даст… Я у них у обоих в страховку вписан, могу брать авто без проблем.

Маша была растерянна и колебалась.

Павел усилил нажим, включая аргументы близости поездки просительным тоном:

— Ехать совсем ничего, тут недалеко — шесть часов, и мы там. Вы и я. И все узнаем.

Маша улыбнулась, вытягивая сквозь трубочку колу из пластикового стакана. Выпустив трубку из губ, произнесла, продолжая улыбаться:

— Мы договорились говорить друг другу «ты».

— Ты и я. Я и ты.

— А моя работа?

Павел видел, что Маша согласна была ехать с ним даже очень далеко. Спеклась красивая в своей психушке. Поди, главврач приставал постоянно. Но он этого упыря убедит, что надо впредь быть предупредительнее с подчиненными работницами, особенно молоденькими и беззащитными. Молодые девушки должны сначала получать наслаждение от близости с молодыми, мускулистыми, прекрасными ловеласами, а уже потом с разбитыми сердцами терзать нервы и кошельки пожилых павианов. Это правила эволюции. И если Павел ее уговорит, неделя жаркого секса в салоне машины и на природе ему обеспечена! А что еще нужно холостому отпускнику? Очень много чего. Но это в первую очередь!

Павел вцепился в жертву плотно:

— Возьми отпуск без содержания. Можно причину уважительную придумать. А денег у меня много. Погудим. Лето ведь! А оттуда своим ходом, вокруг Украины, к морю покатим. Деньги будем швырять направо и налево!

Маша рассмеялась:

— Шутишь, да?

— Насчет поездки говорю серьезно. Едем?

— Нет.

— Решайся! Тут близко!

— Едем… Но я боюсь.

— Чего? Меня боишься?

Маша стушевалась:

— Не-е-ет… А вдруг все правда?

Павел помрачнел. В его голове тоже все настойчивее звучала мысль, что написанное Алешковским являлось чудовищной правдой, предостережением, доставленным из будущего. Объяснить это, опираясь на общепризнанные представления о законах физики и строении нашего мира, было невозможно. Языческая вера в потустороннюю силу брала верх в атеистической душе Павла. Он начинал верить в то, во что верить было невозможно. Написанное в тетради являлось правдой (неужели это так?!), и Павел чувствовал, как холодеет все внутри. Но там описана Эра благоденствия. Значит, все завершится хорошо. Зачем тогда предостережение? Неужели существовал вариант рокового развития событий?..