Наталья Александрова - Перчатка немецкого рыцаря [litres]

– Вот и Иваныч мне тогда говорил – как же он выбрался? А в том-то и дело! – Полицейский сел поудобнее, поднял глаза к потолку и мечтательным голосом проговорил: – Я раньше, пока на Машке не женился, охотиться любил. У нас здесь и зайцы, и лисы, и барсуки водятся, про лосей уж я не говорю, иногда и волки проходные попадаются. Так я и с ружьем в лес ходил, иногда и капканы ставил…

– К чему это вы? – удивленно перебила его Арина. – У нас что – вечер воспоминаний?

– А ты слушай, девушка, не сбивай меня, а то я и сам, не ровен час, собьюсь! Один раз прихожу я к своему капкану, который накануне поставил, смотрю, он защелкнутый, а зверя никакого нет. Пригляделся получше – смотрю, на капкане кровь и шерсть рыжая. Поглядел вокруг и увидел рядом лисью лапу. Отгрызенную.

Полицейский выразительно взглянул на Арину и продолжил:

– Выходит, попала в капкан лиса и, чтобы вырваться, отгрызла себе лапу и так, на трех ногах, убежала… Хоть на трех ногах, но все же жива осталась, на шапку не пошла!..

– Ужас какой! – ахнула Арина.

– Это еще не ужас, ты дальше слушай. Мы, когда машину из озера подняли и покойников из нее вытащили, машину внутри внимательно осмотрели. И знаешь, что мы в ней нашли?

– Откуда же мне знать?

– И правда, откуда… двое-то были наручниками прикованные, они и умерли, понятное дело. А только были там еще одни наручники, а на них – кровь и куски какие-то. Если приглядеться, кожа и кровь человеческая. А потом мы узнали, что в больнице человек лежит, которого неподалеку от озера нашли… без сознания и без руки… Я одно с другим сложил и про лису ту вспомнил…

– Вы что, хотите сказать… – Арина побледнела, – хотите сказать, что он отгрыз себе руку?

– Ну что ты такое говоришь! – поморщился полицейский. – Он же не лиса, человек все-таки! Человек себе при всем желании руку отгрызть не сумеет. Зубы у него не те.

– Вы же сказали…

– Отгрызть – не сумеет, а отрезать… видно, нашел он какой-то нож и, пока не утонул, успел себе руку отрезать… хоть и без руки, а жив остался! Поэтому я его и хотел допросить, узнать хотел, кто ж это с ними так обошелся.

– А что же не допросили? – Арина показала на пустой бланк.

– Да вот не получилось. Когда первый раз я в больницу пришел – врачи меня к нему не подпустили, да и незачем – он без сознания еще был, с таким не поговоришь. А потом через два дня прихожу, спрашиваю – как, пришел он в сознание? А мне отвечают, что не только пришел, но уже ушел.

– Как ушел?

– Даже не ушел, а убежал. Как только очухался немного и смог встать на ноги, так ночью из больницы и убежал. Нашел свою одежду и дал деру. Я тогда молодой был, хотел его по следам кровавым искать, хорошо, Иваныч меня вовремя остановил. Тебе, говорит, Петя, что – жить надоело? Я его сперва не понял. А Иваныч говорит – вот человек, только смог на ноги встать, сразу дал деру. Видно, очень чего-то боялся… точнее, кого-то… и судя по тому, что с ним и с дружками его сделали, не зря он того человека боялся. Так что тебе тоже стоит призадуматься. Вот я с тех пор и думаю…

– Кого же он так боялся?

– Ну, вот до чего же ты, девушка, любопытная! – вздохнул полицейский.

– Но я ведь чувствую, что вы мне не все рассказали! Чувствую, что еще что-то знаете!

– Ну знать ничего больше не знаю, но кое-какие догадки имеются. Мне сестра медицинская, которая за этим безруким ухаживала, сказала, что он в бреду все Лаврушу какую-то поминал…

– Так это Кузьминична!

– Верно, она самая.

– И не Лаврушу, а Лаврушина!

– Смотри-ка, ты сама догадалась! – В голосе полицейского прозвучало явное разочарование. – А если догадалась, тогда чего ты меня спрашиваешь?

– Больше не буду вас перебивать! Молчу и слушаю!

– То-то… кто такой Лаврушин – я знал. Важный человек, очень важный. И тут пятнадцать лет тому назад страшное дело случилось. У этого самого Лаврушина дочку убили. На том самом месте, на берегу Серебристого озера…

Арина закрыла глаза, чтобы не выдать переполнявшие ее эмоции. Перед ее внутренним взором снова предстала лунная ночь, берег озера, люди возле лодки…

– Кто убил, почему – так и не узнали. То есть это мы не узнали, полиция. И дело это закрыли. А сам Лаврушин дело закрывать не стал, дочка-то у него была одна, и он в ней души не чаял. И видно, нашел он убийц и решил с ними по-своему рассчитаться. И в том самом месте, где они дочку его убили.

«И в тот же самый день, – осенило Арину, – в тот же самый день, двадцать второго августа. Это он так дочку убитую поминал».