Евгения Михайлова - Отпущение без грехов

А слезы были такими горючими, что она в зеркале с удивлением увидела свои волосы цвета крем. Должно было вылезти черное серебро, чтобы спрятать от всех ее мысли и чувства.

То, что было дальше, для Антонины стало первым в жизни опытом настоящего лицемерия и притворства. Она в хорошей форме, у нее отличное рабочее состояние. И коллеги, конечно, в курсе, что она позволила себе небольшую женскую слабость. Просто потому, что не было повода отказываться. Человек ей приятен, они в эти дни оба были свободны. Взрослые люди. Простились с молодостью и возможностью вольной любви. Их души и тела авансом отработали два беззаботных дня. Оба прошли сквозь годы жесточайшего аскетизма. А сейчас Рустам вновь вернется к упорядоченной семейной жизни. Гриша – вновь сама себе хозяйка, как вы все прекрасно понимаете.

Тоне понадобилось чуть больше черного кофе по утрам, чтобы сохранять спокойно-воодушевленный вид казенной озабоченности. Теперь только работа. Хотя нет, не только. Она по-прежнему покупала красивые вещи, пользовалась косметикой. Сказала секретарше Тане, что стала ходить в тренажерный зал по вечерам.

На самом деле она заставляла себя есть свои полезные продукты, как суровая мать капризничающего больного ребенка. Организм не согласился с ее уговорами о том, что с ним случилось большое счастье. Он скулил, как брошенная собака. Сладость сна, вкус еды, ощущение покоя – все свернулось, растаяло, покинуло Тоню после того, как за Рустамом захлопнулась дверь. А выдумка о тренажерном зале понадобилась, чтобы объяснить необъяснимую потерю веса. Не болезнь же себе придумывать.

Они с Рустамом разговаривали по телефону по делам. Он называл ее Гришей, шутил, задавал банальные вопросы, на которые можно отвечать одним словом: «нормально». А в день своей свадьбы он прислал сообщение всему отделу на рабочий имейл: « Поздравьте меня, друзья. Сегодня мы с Мананой стали мужем и женой ». И фото – худощавая женщина с черными волосами в закрытом голубом платье и с букетом белых гвоздик в руке, он – в черном костюме и белой рубашке.

Все бросились ему отвечать: « какие вы красивые», «счастья вам», «вы хорошие люди, вы заслужили ».

Тоня дождалась своей очереди, глядя на серьезное, черноглазое лицо жены Рустама, потом написала: « Очень рада за вас и детей. Поздравляю от всего сердца. Скромную премию переведем к вечеру. Ваша Гриша ».

Отдала необходимое распоряжение бухгалтерии, дотерпела этот рабочий день, примчалась домой, чудом не попав в ДТП. Закрыла дверь на все засовы, задвинула шторы, как будто пряталась от тысяч любопытных глаз. А ночь все равно догнала ее в укрытии. Ночь рассматривала ее, терзала, резала сердце на части черным лучом взгляда Мананы.

А дальше было время, которое они с Рустамом старательно воссоздали из «до того». До того, вне того, когда не могло быть того. И пусть так будет – без того. Всего без двух дней, воспоминаниями о которых можно жить. Из-за них можно умереть. И любая причина, любое следствие останется только их тайной.

Он приезжал в Москву по работе, как прежде. Они совещались, как всегда. Тоня исключала возможность личных разговоров, Рустам их и не искал. Но она видела, как он меняется. Обычно открытый, искренний, добродушный, он теперь казался замкнутым, часто раздраженным или подавленным. Пару раз, когда он был в кабинете, а Тоня разговаривала с кем-то из сотрудников-мужчин, она ловила его острый, недобрый и подозрительный взгляд.

Однажды они вместе вышли из офиса. Ему нужно было повернуть вправо – к гостинице. Ее машина стояла у подъезда. Вдруг прогремел гром, хлынул ливень. Кажется, никто из них не заметил, как это получилось. Но они оказались в ее машине. Она выехала со двора, через три минуты пыталась остановиться у гостиницы, но он положил ладонь на ее руку и отрицательно покачал головой. У ее дома вышли из машины и медленно пошли к подъезду в струях всемирного потопа, который спрятал их от остальных людей земли и оставил лишь один островок для спасения.

А в одну реку, как известно, нельзя войти дважды. И этих двоих крутые волны унесли в другую сторону от восторга встречи, от безмятежности своей жаркой тайны. Тайна предала их. Она уничтожала их человеческое достоинство, она издевательски обнажала только беспомощность, беззащитность слабых тел и душ перед приказом плоти, которому они больше не могли сопротивляться.

Коварство любого греха в том, что в нем всегда есть и садизм, и мазохизм, а острота ощущений, которые люди пытались себе запретить, топит в раскаленной лаве не только угрызения совести и вину, но и то доброе, благородное, что они испытывали друг к другу. И Рустам, и Тоня сгорали в сумасшествии страсти, а потом смотрели друг на друга украдкой: каждый пытался для себя решить, кто из них виноват в большей степени. И дело даже не в обманутой, несчастной Манане, которая посвятила свою жизнь чужим детям. Дело было в том, что они сами больше не доверяли ни себе, ни друг другу.