Вадим Агапов - Гроссмейстер

Конечно, я нарушил указания Строганова не звонить на работу и не узнавать про состояние Сечкина. Вернувшись ночью домой, я поставил чайник и набрал номер реанимации. То, что привезут его к нам, я не сомневался: центр города, изолированная черепно-мозговая травма – куда же еще? Дежурил Игорь, хороший человек, прекрасный доктор, но, как и все реаниматологи больниц скорой помощи, нервный и несдержанный на язык.

– Слушай, да задолбали все уже звонить и узнавать про этого типа! Работать мешают! – в сердцах ответил он мне, когда я поинтересовался состоянием Сечкина. И добавил: – Ну, я не тебя, конечно, имею в виду! Кто он такой-то? Короче, привезли тело, минус голова, пьянющий. Кровь на алкоголь взяли. Прооперировали. В лучшем случае овощ будет. Трансплантологам звонить?

– Угу, – пробормотал я. – Только это без толку…

– Он что, не мог пораньше или попозже башкой приложиться? Почему обязательно нужно в два часа ночи?

Выпив снотворного, я лег спать. Кажется, засыпая, я убеждал жену, что со мной все в порядке.

Утро я начал с очередного звонка на отделение и опять нарвался на Игоря. Я прямо увидел, как он, уже сдав смену, не торопится домой, а сидит на продавленном диване в ординаторской и пьет чай, или кофе, или коньяк. И жаждет с кем-нибудь пообщаться.

Так я узнал, что новостей особых нет, Сечкин в глубокой коме, на искусственной вентиляции легких, и повезут его сейчас на компьютерную томографию головного мозга. А потом дадут наркоз. Словом, все как обычно.

– Только папаша его, он уже под утро приехал, – рассказывал доктор, – заявил, что будет переводить его в ВМА или оттуда пришлет консультантов…

Ну, собственно, и этим не удивишь. Военно-медицинская академия считалась популярным местом у пациентов с черепно-мозговой травмой.

Услышав, как на улице кто-то неистово сигналит, я, словно экстрасенс, почувствовал приближение Строганова. И оказался прав. Свежевымытая «семерка» сверкала под моими окнами в лучах утреннего солнца. «Будет дождь», – автоматически подумал я и стал собираться.

Мы вырулили на Приморское шоссе и в плотном потоке поехали из города.

Если я был подавлен, хмур и утомлен, то Строганов являл собой картину веселого, бодрого оптимиста. Как с рекламного плаката.

– А чего ты такой… – я не договорил, просто пожал плечами, мол, и так понятно.

– Какой? – искренне удивился он. – А, в смысле одежды? Ну, так к дочери олигарха едем, надо произвести достойное впечатление.

Я скосил на него глаза. Джинсы были голубого, как небо над нами, цвета. Белая майка давала возможность детально рассмотреть многочисленные татуировки на мускулистых руках. На пальцах сверкали кольца и перстни. А на толстой просмоленной веревке на шее болтался какой-то металлический знак. И это не считая серебряного крестика на тонкой цепочке. Ну, а завершала картину черная шляпа а-ля Аль Капоне. На заднем сиденье валялась коричневая кожаная жилетка.

– Я не про одежду, я про эмоции. Пусть и не самый хороший, но человек, с которым ты вчера пил, общался, расспрашивал про Маргариту…

– А ты, значит, позвонил в больницу? – отреагировал он. – Я же…

– Конечно, позвонил! И ничего хорошего не узнал. То есть, узнал, – запутался я, – что все очень плохо.

– Я так и думал, а ты надо мной смеялся, – непонятно высказался Арсений и, повернув ко мне голову, уставился на меня.

– Дорога там ! – я аж вздрогнул, вспомнив вчерашнюю аварию. – Смотри лучше… что значит, я над тобой смеялся? Ты галлюцинируешь, что ли?

– Вовсе нет, – покачал он головой, вернувшейся в исходное положение. – Во всяком случае, вчера не галлюцинировал. Ты смеялся вместе с Сечкиным, когда я вас предупреждал об опасности, исходящей от Ктулху! С этим не шутят. Повторяю: магия плохо влияет на неокрепшие мозги, особенно не обремененные интеллектом.

Я вздохнул.

– Ты бы мог его остановить, чтобы он не садился пьяным за руль, – не очень уверенно сказал я Строганову, прекрасно осознавая, что во-первых, Сечкин бы не послушался, а во-вторых, я и сам должен был попробовать это сделать. – Как ты говорил мне? Непредотвращенное преступление – само по себе преступление.

– Чепуха, – отозвался Арсений. – Это судьба. Слава Богу, что он никого не задавил… ментовская тачка не в счет… нет, не судьба! Это расплата за его жизнь. А ты, если еще раз нарушишь мое приказание, будешь уволен. – добавил он противным голосом.