Стефани Пинтофф - И занавес опускается

Алистер вошёл внутрь; мы зажгли свечу и некоторое время постояли, не двигаясь, давая глазам возможность привыкнуть к смене освещения.

Я слышал, как моё сердце колотится в предвкушении.

Спустя несколько минут мы уже могли рассмотреть окружавшие нас предметы.

Я подошёл к столу.

Под толстым слоем пыли и плесени лежали обычные предметы обихода: катушка ниток, мячик, какой-то рычаг, колода карт, вязальные спицы и несколько стопок книг. От последних тянуло гнилью и плесенью — и не удивительно, ведь крыша явно протекала.

Также на столе лежала программка и два билета на спектакль «Сирано де Бержерак», датированные тридцатым ноября 1899 года. Я узнал главного актёра — Ричарда Мэнсфилда, но он не относился к труппе Фромана.

— Начнём оттуда, — мрачно предложил я, кивая на южную стену с приклеенными фотографиями и открытками.

Я осторожно направился к стене, обойдя кучу мужской и женской обуви, сваленной на моём пути.

Алистер нервно обернулся на открытую дверь.

— Пусть сюда лучше заходит свежий воздух, — произнёс я. — Не думаю, что кто-то заметит. С улицы этот угол двора не виден.

Алистер сделал глубокий вдох и подошёл ко мне; старые доски жалобно заскрипели под его шагами.

— Осторожно, — предупредил я, когда он чуть не врезался в кучу обуви, которую я только что удачно обошёл.

Я поднёс свечу к стене, освещая фотографии одну за другой, насколько это позволял скудный свет пламени.

И там, на стене, мы нашли подтверждение того, что, наконец, отыскали своего противника.

Изображения Пигмалиона.

На чёрно-белой фотографии был изображён мужчина, тянущийся к обнажённой женщине. Наверно, это было репродукцией картины — такие продают за несколько центов на ступеньках Музея искусств.

Внизу стояла подпись: «ПИГМАЛИОН И ГАЛАТЕЯ».

Вторая фотография была практически идентичной — те же фигуры, только снятые под другим углом.

Алистер тихонько присвистнул.

— Ты знаешь, что это? — спросил я.

Алистер кивнул.

— Это открытки с изображениями двух картин Жан-Леона Жерома. На них изображён скульптор Пигмалион и его творение — Галатея. Обе картины показывают момент, когда Галатея оживает. А вот и ещё одна! — воскликнул Алистер, указывая на открытку, на которой были нарисованы женщина, скульптор и ребёнок. — Я её тоже видел. Забыл фамилию художницы… Анна… В общем, начало девятнадцатого века. Эта картина является отображением мифа о том, что у Пигмалиона и его статуи родился сын.

Я перевёл взгляд правее — рядом с открытками алыми, небрежными буквами было написано:

Я почувствовал, как кровь отлила от моего лица.

В этом мрачном, богом забытом месте, где, возможно, жил убийца, эта фраза звучала особенно зловеще.

Мы действительно нашли преступника.

Как-то Алистер сказал, что человек, которого мы ищем — а теперь мы знали, что это Роберт Коби, — был одним из самых незаурядных убийц, с кем ему приходилось иметь дело. И я тогда ответил, что не желаю пропускать через себя его поступки и пытаться понять его одержимость.

Но в этом сарае я, наконец, осознал, что обязан сделать именно это, если хочу его поймать.

Поэтому я сделал глубокий вдох и спросил Алистера:

— Как ты думаешь, эта фраза имеет отношение к фотографиям?

Алистер поставил блюдце со свечой на полочку и пробежал пальцами по надписи.

— Не могу сказать точно, — ответил он наконец. — Но я уверен, что она имеет отношение к Пигмалиону. Возможно, это цитата из пьесы.

Я вытащил записную книжку и карандаш и записал фразу.

Алистер провёл рукой по волосам.

— Мы должны представить всё это, — он обвёл рукой помещение, — с точки зрения Роберта. Думаю, не ошибусь, если скажу, что он поселился в этом сарае оттого, что он стоит отдельно от основного дома. Он использовал уединение этого места, чтобы взращивать свою одержимость.

Он на секунду замолчал.

— Сейчас мы находимся в месте, где зародились его фантазии.

— Фантазии, которые он перевёз с собой в город и воплотил в жизнь на сцене трёх различных театров, — подхватил я мысль Алистера.

Сегодня я был благодарен Алистеру за то, что он пошёл со мной. Мы с ним не всегда сходились во мнениях, но сейчас мы вместе старались достигнуть одной цели.

— Но меня кое-что смущает: какую роль Фроман и Лев Айзман играют в планах Роберта? Мы знаем, что Роберт одержим определённым типом женщин; если конкретнее — теми, кто соответствует его фантазиям о Пигмалионе и Галатее. С другой стороны, он поставил своей целью театры Фромана. Его тётя обвиняет Фромана и Айзмана в том, что они разрушили жизнь Элейн Коби. Матери Роберта. В целом, одержимость Коби выглядит именно так, как ты мне всегда говорил: фантазии человека играют существенную роль в становлении его преступного поведения.