— Вы хотели поговорить со мной, сэр?
— Отец Голден?
— Да. Присаживайтесь, мистер... ах, не запомнил вашего имени.
Его улыбка начала блекнуть.
— Я его не сообщал. Моя фамилия Камерон.
Я сел в кресло, обтянутое искусственной кожей, и огляделся. На полу лежал толстый ковер, а на потолке висела большая зажженная люстра: плотные гардины на окнах позади стола не пропускали дневного света.
У одной стены помещалась длинная кушетка под цвет кресел, у другой— белый шкаф для бумаг и книжная полка. На столе находились стопка книг, несколько газет и три сигарных окурка в угловатой желтой пепельнице.
— Похоже, дела у вас идут неплохо,— заметил я.
— Уверен, что вы пришли ко мне не для того, чтобы . болтать о моих делах, как вы изволили выразиться, мистер Камерон.
Он выпрямился и сложил свои толстые, короткие руки на круглом животе. На нем были серый костюм, кремовая шелковая рубашка й черный вязаный галстук.
— Вы правы, — сказал я. — Речь пойдет о кинофильме, а не о пути к блаженству.
— О кинофильме?
Он нахмурился.
— А вы по тому адресу обратились, сэр? Я не имею никакого отношения к кинопроизводству.
— Если ваше имя Крис Голдинг, значит, я не ошибся.
— Моя фамилия Голден, сэр.
— Да, теперь. Но, общаясь в Нью-Йорке с Денизой Данцер, вы пользовались другой, той, под которой в Калифорнии выманили у девушки сорок тысяч долларов на постройку «храма Голдена». Разве я не прав?
Улыбка на его круглом лице сделалась еще шире.
— Видно, вы приложили много усилий, чтобы выяснить мое прошлое, сэр. Могу ли я поинтересоваться, зачем? — Он закурил сигару. — Найгель сказал, что вы из полиции. Предъявите, пожалуйста, ваш значок.
— Не стоит зря терять время. Я частный детектив.
— Следовательно, нам больше не о чем разговаривать,— произнес Голдинг.— До свидания, сэр.
Теперь улыбнулся я.
— В этом городе есть полицейские, которые с огромным удовольствием закроют такой сарай, как ваш, Голдинг. Я знаком кое с кем из них и думаю, что смогу доставить им подобную радость.
— Мой друг, вы несете сущую чепуху,— заявил Голдинг и пустил мне в лицо облако голубого дыма.— Я не виновен ни в каком нарушении законов и совершенно не боюсь полиции.
— Тогда, в Нью-Йорке,— продолжал я,— Дениза Данцер с трудом добывала себе деньги. Вам не только принадлежал бар, в котором она работала, вы еще выпускали любительские фильмы. Девушка служила у вас кассиршей, и однажды вы предложили ей сняться в стрип-ролике, пообещав заплатить пятьдесят долларов. Насколько мне известно, фильм был не слишком непристойный, однако не из тех, что можно показывать на съезде епископов. Дела у девушки шли плохо, и она согласилась. Потом, на Востоке, у вас загорелась земля под ногами и вы решили переселиться сюда. Вероятно, тогда вы уже знали, что девушка успела многого достигнуть. Вы вспомнили о фильме, который храните по сей день, и выудили у нее столько денег, что смогли, построить эту лавочку. — Я немного помолчал и вытянул ноги. — Ну, что скажете?
Голдинг затянулся сигарой, выпустил дым из ноздрей и закашлялся.
— Могу я спросить, от кого вы это услышали? — произнес он и вытер губы белоснежным платком.
— Не стоит называть имен. Достаточно того, что мой осведомитель, имея изрядный капитал и влияние, сможет убедить полицию.
— Мистер Камерон, вы обвиняете меня в мошенничестве, но вы заблуждаетесь,— тихо проговорил Голдинг и положил сигару в желтую пепельницу.— Мой храм многим помог начать счастливую жизнь. Наша религия не обман, как вы, очевидно, думаете. Я в состоянии назвать массу людей, которые считают главным смыслом жизни счастье. Мы только для того и существуем на земле, чтобы радоваться. Лишь пуритане считают стремление к счастью греховным. Но это неверно. Мои прихожане...
— Вступили на путь гедонизма.
— Вы фривольны, сэр. Просто мне удалось убедить моих подопечных в том, что плохо только то, что вредит другим людям. Например, в обществе развод считается грехом. Мужчинам внушают, что внебрачные половые отношения аморальны. Но разве это справедливо? Связь между женатым мужчиной и посторонней женщиной или между мужчиной и чужой женой — прекрасное явление, доставляющее массу радостей. Только если муж или жена догадываются об измене, у них возникает необоснованное болезненное чувство обмана. Лишь оно вредно, сэр!
— Иными словами, пока жена не подозревает, что ее муж живет с другой женщиной, то все в порядке?
— Вы смеетесь над моей теорией-
Читать дальше