Мишель Бюсси - Помнишь ли ты, Анаис? [сборник]

Что четыре ее куклы живые и единственные в мире.

Полина проводит пальцем по четырем пластмассовым рожицам:

– Шарлотта, Лора… Имани и Келли.

Я гоню от себя мрачную мысль.

Ты бросила их. И папу тоже бросила.

– Ты их нашел! – радуется Полина. – Ты привез их?

Мое сердце дрожит, как веки дочери.

Стан смотрит на жену как на безумную.

Ничего, привыкай, старина, в твоей одомашненной фее живет фея-мечтательница, которую тебе никогда не приручить!

Окрыленный (теперь у меня есть доказательство! Полина с уверенностью опознала на снимке своих кукол!), я открываю рот, чтобы рассказать всю историю – про ярмарку-от-всех, женщину в платье с маками, невероятные совпадения, диски, машинки, игры, лошадку-качалку… но Мюгетта пребольно пинает меня под столом ногой.

В ход пошла тяжелая артиллерия.

– Ты только за этим и поехал в Тулузу! Не для того чтобы повидать дочь. Не для того чтобы повидать зятя. Исключительно потому, что одержим этой дурацкой историей!

Мюгетта бушует, сидя на кровати. Когда моя жена в таком состоянии, лучше спрятаться под зонтом и переждать грозу.

– Тсс! – шиплю я. – Они услышат.

– Ну и пусть!

Мюгетта встает и начинает расхаживать вокруг чемоданов в гостевой комнате. (Кретин Станислас не меньше пяти раз повторил: Дорогая, твои родители займут гостевую комнату! Значит, мы теперь гости, а не семья?)

– Ты вообще соображаешь? – орет Мюгетта. – Ты врал мне с самого начала. На поездку в Тулузу тебя сподвиг твой бред! История с куклами! Которых мы выбросили на помойку сто лет назад.

Я помалкиваю, жду, когда утихнет буря, а Мюгетта, покружив еще немного, осматривает комнату, распаковывает чемоданы и говорит, говорит обо всем на свете – какой изумительный дом, какой замечательный муж Станислас, какая они чудесная пара.

Лучше еще раз попросить прощения, чем все это выслушивать!

– Мне очень жаль, Мюгетта. Это вышло само собой, по ходу разговора, вспоминали Грецию, каникулы, детские игрушки…

Напрасный труд. Мюгетта слишком хорошо меня знает, чтобы купиться на жалкие извинения. За неимением других аргументов иду ва-банк.

– И все-таки, скажи, ты видела глаза нашей девочки? Заметила, как загорелся ее взгляд, когда она держала в руке фотографию кукол? Ты не можешь этого отрицать. Улыбка дочери стоила всех на свете тестов ДНК. Полина их узнала!

– Ты больной, Габи. Больной на всю голову!

Наутро мы выходим к завтраку и по пути заглядываем в будущую детскую. Большая комната с белыми стенами практически пуста, только матрас на полу, коробки, древний компьютер и допотопный принтер.

Комната ожидания. Комната ребенка, которого не чают дождаться.

В центре, как стреноженная, спокойно покачивается лошадка.

Мюгетта, конечно же, ее заметила! Она тянет меня за руку:

– Смотри, Габи… лошадка! Та самая, которую подарила нам твоя мать, когда родилась Полина. Она здесь!

Я ошарашенно рассматриваю красное седло, полосатую гриву, серебряные копыта. Непослушными губами выговариваю вопрос:

– Разве не ты сказала, что она лежит в гараже, развинченная и распиленная?

– Ну, значит, Полина забрала ее, починила, покрасила, – радуется Мюгетта. – Или я ошиблась. Но не это главное. Раз лошадка-качалка, сделанная в единственном экземпляре, как ты сам мне напомнил, терпеливо ждет своего часа в этой комнате, значит, на стенде ярмарки-от-всех ты видел другую игрушку!

Этот раунд за тобой, Мюгетта.

По крайней мере, на первый взгляд.

Рассмотрев повнимательнее тулузскую лошадку, я начинаю сомневаться. Насколько мне помнится, у нашего скакуна седло было посветлее, уши подлиннее, копыта не такие блестящие. Мелочи, о которых я тебе не скажу, Мюгетта, но меня они убедили, что на ярмарке в Туфревиле была выставлена лошадка моей дочери… а в этой комнате живет самозванка!

Завтрак напоминает прекрасный сон. Стан отправился в Бальма учить летать самолеты, и дочь сегодня принадлежит только нам. В доме царит восхитительный кавардак, Полина выглядит более раскованной.

Я ликую. Моя маленькая фея снова со мной, полная жизни, забавная, веселая, она копирует окситанский акцент, подражая булочнице, рассыпает по всей кухне крошки, запихивая в тостер слишком толстые ломти хлеба, жонглирует тремя апельсинами, перед тем как выжать из них сок, звонко хохочет при виде обуглившихся тостов.

Как я мог прожить почти полгода, не видя Полину? Даю себе клятву, что мы будем приезжать часто, очень часто. И не только из-за истории с куклами… и не только ради будущей внучки (у них будет девочка, я уверен).