Иван Козлов - Современный детектив - Секрет Полишинеля. Остров возмездия. Плата за любовь. Запоздалое признание

Позднее утро. Только что стих густой мелкий дождь. Нездорового, лимонного цвета солнце пытается пробиться сквозь тучи. На него можно смотреть не щурясь.

Этим и занят сейчас подполковник. Он стоит шагах в пяти от черной ”волжанки”, а вокруг суетятся, уже около часа, его люди. У машины нетоварный вид. Выбиты лобовое стекло и боковое справа, на дверце с этой же стороны — дюжина дыр, входные отверстия от пуль, оба передних сиденья в пятнах крови.

Подполковник смотрит на солнце. Цвет светила для него сейчас ассоциируется с одним: хочется чаю с лимоном. Хочется сидеть дома, в кресле перед телевизором, и пить чай. И чтоб этого туберкулезного солнца не было видно даже в окно.

Его люди заняты своими делами. Собирают гильзы, выковыривают из машины пули, фотографируют что надо, беседуют с очевидцами, переговариваются по рации. Подполковника пока не беспокоят, а это значит, никакой новой информации они не выудили. Нет, кажется, кое-что появилось. Егоров, только что разговаривавший по рации, щелчком отстреливает в ближайшую лужицу окурок, подходит к нему.

— Все, Николай Семенович, скончался Балахнин. И в операционную занести не успели. А водитель жив, только плечо прострелено.

— А здесь что у нас?

— Нового мало.

— Почему Балахнин возле чужого дома оказался?

— По пути на службу заехал за полковником Анзиным — у того вроде с машиной неполадки, вот и хотел подбросить. Анзин задержался, ”цэу” от жены выслушивал, а полковник Балахнин только спустился и сел возле водителя, как пальба началась. Стреляли, скорее всего, из ”скорпиона” и ”Макарова”. Кавказцы, трое. Потом выбежали со двора, сели в ”Жигули” и уехали.

— Из ”волжанки” они ничего не взяли?

— Нет, хотя могли бы: Балахнин держал в руках портфель. Да, ”Жигули”, кстати, нашли. Со вчерашнего вечера они были в розыске: угнаны из Капотни.

— Это все?

— Почти все, Николай Семенович. Есть еще ”постскриптум”. Через дом отсюда стоят тоже ”Жигули”, одного нашего хорошего знакомого. Егияна.

Подполковник наконец оторвал взгляд от солнца, перевел его на Егорова:

— Это который Леон? Киношник?

Егоров кивнул.

— Интересно, Николай Семенович, что здесь Леон делает, а? Оставил тачку и разгуливает где-то с утра…

— Может, с ночи?

— Нет, ночью дождя не было. У машин, которые с ночи стоят, меж колес — сухие квадраты… Пощупать бы его, а? Отвезти к нам, побеседовать…

— Только потому, что он кавказец, как и эта троица?

— Не только, не только. Задницей чувствую, что неспроста он тут крутится.

— Нет у нас причин, чтоб задерживать его. Егиян — фрукт опытный, с ним влипнуть можно, и тогда тебе твою чувственную задницу надерут, капитан.

— Ошибочка ваша, Николай Семенович. Я, конечно, дико извиняюсь, но сия экзекуция будет совершена над вами, поскольку вы начальство и потому несете ответственность за мудрые решения подчиненных. Так как?

— Как, как… Сам знаешь, как. Не дотяну я с тобой до пенсии. Постарайся хоть все сделать аккуратно, а?

Клевало так скверно, что пора было начинать пить водку. Бутылка у Панкина имелась, но чокаться было не с кем, а один он пить не привык. Вчера он весь вечер сидел на телефоне, искал себе попутчиков на лед, но в будний день у всех друзей нашлись неотложные дела. Оно и понятно. Продолжай Панкин работать в редакции, и он бы в пятницу не сорвался: летучка, планерка, совещание…

Но сейчас Женька свободная птица, может заниматься чем угодно и когда угодно. Может средь бела дня сидеть у лунки и размышлять, с кем бы выпить.

Завертел головой, остановил выбор на соседе слева. Он приметил его еще на вокзале, когда стоял за мотылем, а потом садился в вагон. Мужик совсем не похож на рыбака. Экипировка не та: короткий полушубок, замшевые перчатки, тонкое ажурное кашне. Такие типы Панкину знакомы, это премьеры. В том плане, что впервые в жизни, вооружаясь на рынке самыми дорогими снастями, выходят на лед в поиске новых острых ощущений на каком-то своем изломе биографии: то ли любовница бросила, то ли на пенсию вышел, то ли семья надоела. Идет такой мужик к электричке, приценивается взглядом к бегающей по перрону рыбацкой братии, по своим соображениям выбирает из этой братии кого-то одного, кто внушает ему большее доверие, и неотрывно, как филер, следует рядом в надежде выйти на рыбное место… Ничего не поймав, промерзнув до костей, такой премьер в час своего возвращения домой сломает удочки и твердо решит искать новую любовницу, новую работу, новую семью или, по крайней мере, новое увлечение.