Потом Егоров заглянул в кабинет, где сидел старший лейтенант Тагир Коркия.
— Тагир, ты знаешь, за что тебя ценю?
— За то, что я шустрый и догадливый, Владимир Владимирович. Вы уже мне как-то говорили об этом.
— Сегодня я ценю тебя за то, что ты жгучий брюнет и у тебя типичная морда уголовника.
— Спасибо, шеф. Ваша откровенность меня окрыляет.
— Знаю, знаю. Потому на этих самых крыльях ты полетишь сейчас на один рынок, найдешь нашего общего знакомого Ашотика Манукяна — он сегодня там крутится, я только что получил информацию — и попробуешь поговорить с ним насчет приобретения какого-нибудь импортного пугача. Клюнет — хорошо, езжай с ним куда надо, бери. Не клюнет — все равно тащи Ашотика уже к нам — пора.
Потом Егоров пошел к начальству.
— Сергей Павлович, я опять насчет Киева. Не разговаривали с хохлами, а?
— Дважды, — сказал Сергей Павлович. — Первый раз о дружбе, братстве, правовом пространстве, о том, что у нас есть кое-какая информация, которая заинтересовала бы Украину…
— Ну и?..
— Ну и ничего. Мужики там новые в министерство пришли, упертые, понимают только слово ”самостийность”, в гости звать не думают. Просто повезло, что я, оказывается, с одним из них брал когда-то в Запорожье Колю Мочуна. Ты не помнишь, это давно было. Гастролер. Прибалтика, Крым, Ленинград, Киев — и всюду за ним кровь тянулась… Видишь, Егоров, как у нас дороги переплетены? А кто-то хочет, чтоб мы забыли друг друга…
— Я вне политики, Сергей Павлович. Потому меня интересует ваш второй звонок к хохлам.
— Второй звонок был от них. На квартиру Аббасовой гости решили наведаться, их на всякий случай взяли. Сегодня на рассвете это случилось. Может быть, квартирные воры, а?
— Квартирные воры, Сергей Павлович, абы к кому не лазают, этому вы меня еще десять лет назад учили. У Жанны нечего было брать: ни хрусталя, ни золота, ни шуб.
— Похоже, что так. Домушники приезжие, один москвич, другой уроженец Киркиджана, это в Карабахе.
— Бывал я там, но меня больше интересует, что еще киевляне говорили.
— А что они скажут? На кофе с коньяком пригласили. Действительно, говорят, порознь порядок наводить трудно, ветры, говорят, мусор туда-сюда носят, и надо всем венички взять…
— Сергей Павлович, не лирик я и не политик. Это пусть наши президенты за чаем на общие темы рассуждают, а мне конкретная информация нужна.
— Конкретная? Ну, пожалуйста. Борт на Киев — через полтора часа, летим мы туда вместе с тобой, а поздно вечером возвращаемся. Завтра нам надо быть на совещании. Вопросы есть?
— Я думаю, пора брать Ашотика Манукяна, Сергей Павлович. И всех тех людей Егияна, за которыми есть грешки.
— Гильзы им подкидывать не собираешься?
— Да поумнел я, поумнел, товарищ полковник. Это Егиян ”святой”, а за теми грешки всамделишные. То ларьки кооперативные чистили, то на рынках разборки затевали, то наркотой промышляли. Егияну ведь трудно за всеми уследить, вот мы ему и помогаем. Я уверен, Ашотик приторговывал оружием тоже без ведома Леона, собственный бизнес открыл.
— Ну давай. Только бы киношника не напугать до такой степени, чтобы не исчез с наших глаз.
— Не исчезнет. Вы же моих мальчиков знаете. Я, кстати, собираюсь сейчас с ним парой слов перекинуться.
— Ну, если парой… минут через десять выезжать надо.
Трубку Егиян взял сразу, словно сидел в номере гостиницы и ждал, когда зазвонит телефон.
— Я по поводу той записки, Леон, что в кейсе с деньгами была. Кажется, мне удалось ее найти. Ты напрасно думал, что я в ней не разберусь.
— Записка? Ты что-то путаешь, майор Егоров, ни о какой записке я никому ничего не говорил.
— Ну как же, ради нее ты ведь приезжал ко мне, тебе ведь не так деньги нужны были, как она.
— У нас получается глупый разговор, майор. Я понял, что в нашей встрече был заинтересован ты. Ты предлагал свои услуги на службу моей коммерции, я тебе аванс заплатил, рассчитался за найденный кейс, ты обещал и в дальнейшем делиться со мной информацией… Но я не пойму, о какой записке ты толкуешь.
— Мы по ней нашли прямо целый арсенал оружия, Леон. В четырех местах. Твой осведомитель тебе об этом еще не сообщил? Кроме того, мы арестовали Манукяна, еще кое-кого… Как видишь, я полученный от тебя аванс отрабатываю честно, сообщаю тебе обо всем.
Егиян помолчал, наверное, не соображая, к чему говорит ему обо всем этом Егоров. Потом честно признался:
— Никак не пойму, зачем ты звонишь, зачем дурака валяешь. Я никакого отношения к оружию не имел и не имею, и не надо меня брать на пушку. Хочешь говорить серьезно — приезжай ко мне в номер, может, чем-то смогу помочь.
Читать дальше