В первом часу ночи на другом конце Москвы к КПП элитного жилого комплекса «Товарищество достойных», что в полукилометре от метро «Лоськово», из лесного массива выбежал взъерошенный, вывалявшийся в грязи человек. С перекошенным от ужаса лицом он принялся что-то возбужденно выкрикивать, беспорядочно размахивая руками в сторону леса. И вдруг зашатался и рухнул перед шлагбаумом. Это был Вадим Седых. Вызвали «Скорую помощь». Не дожидаясь ее прибытия, охранники прошлись вдоль ограды и в трехстах метрах обнаружили еще одного, недвижно лежащего на скамейке мужчину — Константина Погожева. Бригада «Скорой помощи» определила у обоих сильнейшее алкогольное отравление. Вадима Седых в коме увезли в реанимацию. Константин Погожев умер еще до приезда врачей.
Подъехавший по телефонограмме из больницы милицейский наряд наскоро опросил охранников. Причина случившегося казалась очевидной, — подвыпившие гуляки, желая добавить, купили в одном из ларьков спиртное, оказавшееся «паленым». Такие случаи алкогольного отравления встречались сплошь и рядом. Правда, до летального исхода до сих пор не доходило. «Но когда-то должно было дойти», — философски заметил старший наряда — лейтенант милиции. «А может, еще и сами какого-нибудь клея на спирту смастырили и не рассчитали. Нынче все умельцы», — тонко предположил он.
* * *
Дни после трагического известия смешались для Гулевского в липкий, отупляющий ком. Звонки с соболезнованиями, какие-то хлопоты. Потом кладбище, венки, тянущее душу завывание жены, скорбные лица друзей сына, лишь немногих из которых он узнал. Одним из этих немногих оказался Егор Судин. Впрочем, если б он сам не подошел к Гулевскому, возможно, не узнал бы и его. Парень возмужал. Из прежнего рыжего бесенка превратился в крупного, с сильно поредевшими волосами шатена. Егор попытался высказать слова соболезнования, булькнул и — осекся. Впрочем, лихорадочные, в черных потеках глаза на осунувшемся лице сказали за него.
— Главное, вместе отмечали, — выдавил Егор. — Мы ж в одной фирме…
Гулевский кивнул.
— Они, когда решили продолжить, меня тоже уговаривали. Да пришлось по работе задержаться. Может, если бы…, ничего б и не случилось.
Он рыкнул, подавляя рыдание.
— А как?.. — Гулевский забыл имя.
— Вадик? — догадался Егор. — По-прежнему в коме. Но, говорят, надежда остается. Отец врачей из Кремлевки подключил.
Он осекся, спохватившись, что надежда на спасение живого может быть неприятна отцу того, для кого надежды уж не было.
— Мы ж с колледжа втроем.
Подошел Стремянный, поддерживая под локоть полненькую курносую девушку в черном платке и распухшим от слез лицом. Рот ее был горько поджат.
— Илья Викторович, это Валя, — представил Стремянный. — Та самая, невеста.
При слове «невеста» по губам Вали скользнула скорбная тень, — больно неуместным показалось оно на кладбище.
Гулевский и Валя замялись, не зная, кто кому должен первым выражать соболезнование. Гулевский просто притянул девчушку к себе.
— Видишь, как бывает, — пробормотал он. — Думал познакомиться на свадьбе.
Мимо проходила жена Гулевского. От недоброго ее взгляда Валя вздрогнула, невольно вжалась в плечо Гулевского.
— Не обижайся. Для нее сейчас все живые — виноватые, — Гулевский огладил русую девичью головку. — Это пройдет… Если вообще пройдет.
Он вдруг увидел жену со спины, — постаревшую, обмякшую, Будто из тела вынули кости. Она шла, перебирая ногами и вытянув руки к поджидавшему холеному мужчине в норковой шубе.
На поминках, устроенных в двухкомнатной квартирке, что снимали Костя с Валей, один за другим говорили Костины товарищи. И хоть понятно, что в таких случаях говорится лишь хорошее, Гулевский с удивлением ощущал, будто говорят не о его сыне, а о ком-то, кого он не знал: общительном, открытом к друзьям, надежном в жизни и в деле человеке.
Подошла Валя. Платок она сняла, и русые, сведенные в кичу волосы придавали ее простенькому личику выражение потерянности.
— Илья Викторович, я должна вам показать… — она потянула Гулевского в смежную, крохотную комнатку, подвела к подвешенным над письменным столом книжным полкам, одна из которых — он сразу увидел — была уставлена его книгами: монографиями, пособиями, из-за которых топорщились юридические журналы с его статьями.
— Не знаю, как быть с этим, — неловко произнесла Валя. — Я съезжаю к маме. У нее лишнего места нет. К тому же я-то не юрист. Костя сказал, что собрал все ваши публикации.
Читать дальше