— Она на больничном, — шмыгнула я носом. И с готовностью выпалила: — Ну что, идем к Максим Сергеичу?
— Не терпится схлопотать по шее? — усмехнулся Одинокая.
Я согласно кивнула головой и пулей выскочила из отдела. Что уж там, я хотела, чтобы главный редактор окончательно добил меня, вытурив с работы, а бывшие товарищи сплясали бы чечетку на моих костях, кинув компьютерной мышью мне в спину.
В гробовом молчании мы с Одинокой шли по коридору к кабинету Бегункова. В приемной Максима Сергеевича мой начальник тайком перекрестился, после чего, заискивающе улыбаясь, просунул голову в приоткрытую дверь и робко спросил: «К вам можно?»
Я тоже заглянула в щелочку и сказала: «Можно?» И сразу же заметила, что в помещении что-то не так. Присмотревшись, я поняла, в чем тут дело. На своем обычном месте не хватало гигантского кактуса, который, сколько я помнила кабинет главного редактора, всегда стоял у дальнего окна и подпирал собою потолок. А теперь вместо привычного ведерного горшка зияла красноречивая пустота, которая так и притягивала к себе взгляд.
Надо заметить, что самый главный человек в редакции имел маленькую слабость — он разводил кактусы. Причем под горшки с разнообразными колючками, которые он гордо называл научным словом «суккуленты», были отведены все горизонтальные поверхности его кабинета. Оба подоконника, три четверти стола, большая часть пола и даже книжные полки. На полках стояли самые маленькие горшочки с некрупными представителями колючего семейства, на подоконниках и столе зеленели средненькие кактусы, а на полу возвышались самые выдающиеся экземпляры суккулентов, те, которые никуда больше пристроить не удалось.
И вот теперь гордость и краса этой коллекции, двухметровый кактус лежал на столе у Максима Сергеевича, поверженный и жалкий, точно тотемный столб язычников, срубленный первыми христианскими миссионерами. А из осиротевшего горшка его выглядывало мясистое основание, истекающее млечным соком. Денис Михайлович, который и сам уже был не рад, что в угоду главному редактору дал нам с Оганезовой задание написать подхалимскую статью про цветовода-любителя, обреченно вздохнул и выпихнул меня на середину кабинета.
* * *
Вопреки ожиданиям, Максим Сергеевич Бегунков вовсе не собирался меня добивать.
Лишь только я изловчилась притормозить неподалеку от стола, как главный редактор подскочил со своего места и, взволнованно одергивая пиджак, устремился мне навстречу.
— Очень, очень кстати пожаловали! — приговаривал он, подталкивая меня к стулу напротив своего кресла. — Это, я так понимаю, фотограф Гришечкина… А сама журналистка где? Оганезова-то пришла?
Денис Михалыч на всякий случай остался стоять у дверей, видимо, для того, чтобы при первом же сигнале об опасности было легче сбежать. Мне было уже на все наплевать, и поэтому я вымученно улыбнулась и призналась, что материал от начала и до конца подготовила я одна.
— Ну и отлично, — неизвестно чему обрадовался главный редактор и придвинул мне стул.
Лишь только я пристроилась на самый краешек-, Максим Сергеевич сунул мне в лицо распечатку статьи, над которой я корпела половину этой ночи.
— Что это? — напряженным голосом спросил он.
Я вчиталась в текст, но ничего кардинально нового в нем не заметила. Кое-где были исправлены грамматические ошибки да заменено два-три слова более подходящими по содержанию. Окончательный вариант моей ночной работы выглядел так.
«Руки прочь от гениального изобретателя!
Знаете ли вы, что цветовод-любитель — увлечение отнюдь не безопасное? «Почему?» — удивится досужий читатель. А я вам отвечу почему! Потому что подвижникам, рационализаторам, гениям от науки злопыхатели вставляют палки в колеса! За примером далеко ходить не надо. Передо мною сидит скромный биохимик, кандидат наук Ефим Владимирович Круглов. С помощью своего удивительного открытия — биоклея Круглова — цветовод-любитель приклеивает на место отломанные веточки и листочки у любого дерева — будь то сосна, дуб или фикус, — и они приживаются. Но даже не это главное. В ближайшей перспективе ученого — перейти от растений к человеческому организму и начать возвращать людям с помощью своего замечательного изобретения ампутированные конечности.
В руках у Круглова склеенная им из веток сосна (см. на фото). О том, какой резонанс вызвало изобретение цветовода-любителя в кругах российских ученых, вы можете судить из эксклюзивного интервью, которое подвижник дал журналисту нашего издания.
Читать дальше