Галина Романова: Без вины преступница

И понеслось! И завертелось!

Квартира Аллы Ивановны наполнилась людьми в штатском и форме, с работающей видеокамерой. Стало шумно, суетно, громко. Его запястья стиснули браслетами и усадили на пол у голой стены, на которой выше висела безвкусная репродукция какой-то картины, принадлежавшая Алле Ивановне.

Ай да баба! Ай да старая перечница!

– А ты меня переиграла, н-да, – прищелкнул он языком, отыскав ее взглядом среди непрошеных гостей. – Из нас с тобой получился бы неплохой союз… А теперь что?

– А теперь, гражданин Володин, вам грозит пожизненное заключение, – присел на корточки сын убитого им Галкина. – И верьте мне, я очень, очень постараюсь, чтобы не вышло иначе!

– Сынок ментовский… – Володин ухмыльнулся. – Папка-то твой так и не нашел свои камушки. Всю жизнь искал и не нашел.

– А ты нашел, да? – Степа незаметно ото всех пнул его ногой.

– И я не нашел. И ты не найдешь, – с кивком пробормотал Володин. И пожал плечами. – Хотя Витек Деревнин всегда говорил, что у настоящего вора три важных правила: не живи, где воруешь, не воруй, где живешь, и прячь все ценное на виду. Где-то эти камни, ребята, у вас под носом…

Георгий, услышав, тут же отвернулся, чтобы не выдать своего удивления. Преступной прозорливости Володина можно было позавидовать. Ее бы да во благо!

Бриллианты на самом деле все это время были у всех под носом. На самом виду. И Оля, выписавшись неделю назад из больницы, четыре дня назад их нашла. Нашла с помощью Георгия.

Они, помнится, только попили чай с домашним печеньем, которым их заваливала его мама и Алла Ивановна Суркова. И Георгий вызвался ей помочь с уборкой. Она согласилась и сразу отослала его в комнату, которую занимал прежде ее отец.

– Мне там… Не очень комфортно. – призналась она, вручая ему тряпку и швабру.

Он начал убирать основательно. Как все мужчины. Начал двигать стулья, стол, шкаф, потому что в зазор между ним и стеной не лезла швабра. Отодвинул диван. Заглянул в него, а там всякого хлама! И все в пыли махровой!

– Оль! – позвал ее Георгий громко. – Иди сюда.

Она пришла. Он показал ей на всякий запылившийся мусор, предложил разобрать и часть выбросить.

И началось! И это-то трогать нельзя, и это-то выбрасывать жалко. Она сейчас со всего этого пыль сотрет, обернет пакетами и снова спрячет. Почему? Да потому что это ее пятерочные сочинения. А это дневники, в которых у нее ни одной не то что тройки – четверки не было. Одни пятерки. А эти вот гербарии из сухих осенних листьев они с мамой делали вместе. Разве их выбросишь! А это новогодние игрушки самодельные. Тут и мамина, и бабушкина рука приложилась. А это вот пластилиновая белочка в домике, у которой орешки не простые…

– Так, стоп! – Оля с непониманием уставилась на детскую пластилиновую поделку, прекрасно сохранившуюся под колпаком из тонкого прозрачного пластика, оставшегося от каких-то конфет. – Это что такое? Не пойму!

– Что?

Он взглянул на поделку. Смешной пластилиновый теремок. Неуклюжая белочка сидит перед теремком. И в пластилиновом коробе перед белочкой куча пластилиновых орехов.

– Этого не было, Георгий! – прошептала Оля и вдруг отдернула руки, роняя поделку на пол.

– Чего не было? – не понял он, поднял ее детскую поделку, всмотрелся.

– Орехов в коробе не было!

– Видишь, какая белочка молодец, натаскала! – попытался он пошутить, но тут же наткнулся на ее округлившиеся от непонятного ужаса глаза и замолчал. – Что, Оля?!

– Орехи… Достань их, Георгий! – почему-то шепотом попросила она.

Он достал.

– Сними скорлупку! – снова шепотом произнесла Оля.

– А орешки не простые, все скорлупки золотые, – дурашливо декламируя, полез он под пластиковый колпак. – Ядра – чистый…

И запнулся. И замолчал. Оля закончила за него:

– Ядра – чистый бриллиант, товарищ капитан! Отец! Господи, это он придумал спрятать свои камни здесь. Какой ужас…

Потом они очищали бриллианты чистейшей воды от пластилинового саркофага, складывая их на бархатную тряпочку. А потом два дня молчали. Оля молчала, потому что не знала, какое принять решение. Георгий молчал, потому что не знал, какое решение примет Оля. Он не мог ее заставить, но очень хотел, чтобы она поступила правильно.

А потом – на третий день – камни исчезли вместе с бархатной тряпочкой. И Оли не было полдня. Он весь извелся и звонить ей боялся. А вдруг…

Вдруг она сбежала от него, став баснословно богатой?! Глупые гадкие мысли, и Оли они недостойны, но из головы не шли.