Анна Данилова - Два лица Пьеро [litres]

За ужином он рассказал обо всем этом сонной жене Саше. Она, едва оправившись от родов, училась быть хорошей матерью, с рук не спускала их маленькую дочку, мало спала и почти ничего не ела. Только пила чай с молоком.

– Нет, Валера, ее не напугать хотели. Детей хотели убить, да только у них ничего не вышло. Какой ужас ты мне на ночь рассказал! Бедная эта твоя Залетаева! Такое пережить! Ты посоветовал хотя бы ей уехать? Или спрятать детей?

– Да, Саша, я так ей и сказал. Но у нее и без меня советчиков много.

Он рассказал ей о рыжей бабище.

– Да, правда странная компания. Ты давай, чай допивай и иди ложись, разве можно вот так допоздна задерживаться на работе? Ты же теперь семейный человек, Седов, у тебя дочка есть. Манечкой зовут, не забыл?

Он обнял ее и усадил к себе на колени. Подумал, что такие богатые люди, как Залетаевы, живут все-таки в каком-то другом измерении. Все преступления, совершаемые в их среде, связаны с большими деньгами – наследством, желанием прибрать себе чужой бизнес, украсть деньги, провернуть мошеннический ход… Они словно забывают о простых радостях, о любви, о том, что можно жить просто и счастливо без миллионов. Он поцеловал жену.

– Знаешь, эта Женя – совсем девчонка. Не похожа на жену миллионера. Да и женского в ней как будто бы мало… Если бы я не знал, что она вдова Залетаева, принял бы ее за его дочь. Что-то в ней есть такое, угловатое, мальчишеское… Нет, она не грубая, в ней нет ничего от мальчика, но она сущий ребенок. И вот теперь – вдова.

– Пойдем спать… Хватит уже о работе.

Она не сердилась на него. Поняла, отчего он так встревожен. Ведь у них в спальне тоже стоит детская кроватка.

Если закрыть ладонями, как в детстве, глаза – вот он был ночной кошмар, а теперь его словно и нет! – то им четверым, Жене, Кате и Ванечке с Машей, предстояла веселая поездка за город, в деревню, расположенную в двадцати километрах от МКАДа, в ужасный и захламленный домишко с ватагой немытых детей, полупьяным мужем Семеном, густыми клубничными зарослями, молодой редиской и луком. Во всяком случае, именно такая картинка рисовалась, когда Катя сказала, мол, айда ко мне, там уж вас точно никто не найдет. Еще она говорила что-то про пруд, где вода уже теплая, про лодку, на которой можно покататься, про уху на ужин.

После того как дом покинула недружелюбная компания официальных представителей правоохранительных органов и экспертов, от души поработавших в детской, снимая отпечатки пальцев и выковыривая пули из кроваток, Женя вздохнула с облегчением. Дети уже проснулись, были вялыми и плакали; Вика кормила их кашей, Катя, уговорив Женю сменить обстановку и поехать к ней в деревню, деловито собирала детские вещи, укладывая их в большую дорожную сумку.

Женя, уединившись в кабинете мужа, открыла сейф, взяла все наличные – их оказалось не так уж и много, – потом разложила на столе все свои банковские карты (за исключением одной, которую положила себе в кошелек), прикрепила к каждой листок с паролем, запечатала две из них в отдельные конверты, надписав их, остальное сложила в большой конверт, заклеила его и сунула в карман своей джинсовой куртки. После чего сделала один звонок, который длился не больше двух минут. Вот теперь у нее оставалось немного времени, пока дети завтракают, чтобы найти среди своих бумаг, документов, одну важную именно сейчас записку с прикрепленной к ней фотографией. Чувство жестокой досады, что она в свое время не придала значения этому снимку и всему тому, что было с ним связано, не отпускало ее. Ей было стыдно за свое легкомыслие.

Потом она поднялась на самый верх, в мансарду, где в тайнике хранился пистолет. Его она тоже сунула в карман куртки. Спустилась, вывела уже одетых детишек на крыльцо, попросила Катю проверить, везде ли в доме все в порядке, все ли окна закрыты, выключены ли газ и электричество, поручила Вике закрыть дом и гараж, после чего все уселись в белый «Мерседес» Жени, выехали за ворота, которые за ними автоматически закрылись (охранника Седов отпустил, взяв с него подписку о невыезде), и покатили по нарядной, украшенной вазонами с цветами дороге вон из поселка.

На развилке Женя остановила машину, вышла и попросила выйти Вику с Катей. Хрупкая и одетая в джинсы и майку Вика и сарафанистая, такая неуклюжая, с красным мокрым от пота лицом Катя составляли какой-то клоунадный контраст. Жене показалось, что Вика догадывается, что сейчас должно произойти. Катя же почему-то постоянно оглядывалась, словно боясь, что ее может сбить проезжающая мимо машина.