Наталья Александрова - Не заглядывай в пустоту [litres]

– Куда едем, красавица? – осведомился водитель.

– Видите тот «фольксваген»? Поехали за ним!

– За ним так за ним. – Водитель выжал сцепление и переключил передачу. – Муж, что ли?

– Ну, как вам сказать… – уклончиво протянула Людмила. – Не то чтобы муж…

– Полюбовник, значит? – В голосе водителя прозвучало сдержанное неодобрение. – Нэхорошо! Такая красивая дэвушка, а бегаешь за полюбовником! У нас, в Армении, дэвушки нэ такие, они себя уважают, за мужчинами нэ бегают. Ну, это твое дело, дяди Сурена оно нэ касается, ты говоришь – вези, я везу… ты нэ волнуйся, красавица, дядя Сурен его нэ упустит, дядя Сурен город знает как свои примерно пять пальцев. – Он бросил руль и растопырил пятерню. – Нэ волнуйся!

Несмотря на то что водитель болтал не переставая, да еще и бурно жестикулировал, он ловко управлялся с машиной и не отставал от серого «фольксвагена».

Они доехали до Московского вокзала и свернули на Лиговский проспект. Здесь была большая пробка, и обе машины остановились.

– Нельзя ли включить печку? – проговорила Людмила.

Она куталась в палантин, но все равно дрожала, то ли от холода, то ли от волнения.

– Печка нэ работает! – грустно признался водитель. – Сломалась, красавица! А вот ты надень куртку, она теплая…

Он повернулся, протянул руку и взял с заднего сиденья темную мужскую куртку с капюшоном.

Людмила поблагодарила его и закуталась в куртку.

Ей сразу стало гораздо теплее, кроме того, она сообразила, что в этой куртке она будет не так заметна, как в нарядном вечернем платье с меховым палантином.

– Дядя Сурен, – обратилась она к водителю, – давайте меняться: вы мне эту куртку, а я вам свой палантин. Хорошая сделка, палантин дорогой, продадите или жене подарите…

– Что ты, красавица! – водитель замахал руками. – Моя Ануш такого нэ носит! Только удивится, скажет: Сурен, ты что, кого-то ограбил? Бэри так, мне эта куртка нэ нужна, она все равно нэ моя, какой-то пассажир в машине забыл…

– Как можно забыть куртку? – удивленно спросила Людмила. – Я понимаю – забыть зонтик или перчатки, но куртку…

– Выпивший человек нэ только куртку забудет! – со знанием дела возразил Сурен. – Один пассажир у мэня в машине ногу оставил!

– Что? Ногу? Как это может быть? – переспросила Людмила с недоверием.

– Ну, нэ свою ногу, конэчно, а эту, деревянную… как это… протез называется!

Тем временем пробка рассосалась, и машины двинулись вперед.

Серый «фольксваген» свернул с Лиговки на Разъезжую улицу, затем выехал на Загородный проспект и вскоре затормозил возле четырехэтажного здания из стекла и бетона.

Людмила знала это здание: здесь размещался музыкальный театр «Запределье». Как-то раз они с Антоном ходили сюда на премьеру оперы.

Этот театр был известен в городе тем, что время от времени в нем появлялись прекрасные певцы и певицы, которых художественный руководитель театра находил в провинции.

Специально под новое дарование ставили какую-нибудь малоизвестную классическую оперу, на премьеру приходил кто-нибудь из руководства Мариинского или Михайловского театров, и восходящую звезду тут же переманивали на большую сцену. Где, конечно, царили свои интриги, в результате которых восходящая звезда гасла, не успев как следует засиять на театральном небосклоне.

По этой причине опытные театралы старались непременно попасть на каждую премьеру «Запределья».

На улице возле здания театра курили несколько человек в приличных костюмах, у самой двери стоял навытяжку пожилой мужчина в смокинге и белых перчатках.

Мужчина в черном плаще припарковал «фольксваген» неподалеку от входа, подошел к человеку в смокинге, что-то прошептал ему на ухо и прошел внутрь.

– Приехали, – проговорил водитель. – Будем ждать?

– Нет, я, пожалуй, выйду… – Людмила щедро расплатилась с водителем, поблагодарила его и вышла из машины.

Возле двери театра она остановилась и осмотрелась по сторонам.

Из дверей донеслась музыка. Мужчина в смокинге оглядел курильщиков, откашлялся и проговорил хорошо поставленным голосом:

– Господа, второй звонок. Попрошу пройти в зал. После третьего звонка вход запрещен…

Курильщики торопливо погасили сигареты и потянулись внутрь.

Людмила бросила на скамейку перед входом куртку дяди Сурена и с независимым видом подошла к дверям театра.

Капельдинер взглянул на нее с явным интересом.

– Извините, – проговорила она с достоинством, – я выходила, а билеты остались у мужа…