Анна Князева - Монета скифского царя

— А где твой ключ? — поинтересовалась она.

Вячеслав Алексеевич забрал со столика свою связку и, чуть сбавив тон, пояснил:

— Вчера забыл впопыхах…

— Вот видишь, сам забыл ключи, а я виновата. — Дайнека зевнула. — Но, в общем-то, хорошо, что ты меня разбудил. Еще немного, и я бы пошла ко дну.

— Это иносказание? — догадался отец.

— Это — сон. Мне снилось, что я одна посреди моря, и вокруг — никого.

— Лодка хоть была?

Она покачала головой:

— Нет. Ничего. Только солнце. Так пекло, что до сих пор болит голова.

— Выпей таблетку, фантазерка. — Вячеслав Алексеевич поцеловал ее в голову, и это означало, что она прощена.

— Если хочешь, сварю кофе, — предложила Дайнека и зашаркала по коридору на кухню.

— Разбей на сковородку пару яиц, — сказал Вячеслав Алексеевич, снял с крючка поводок и подозвал Тишотку: — Иди ко мне… — Потом крикнул в сторону кухни: — А я пока выведу молодого человека!

Когда он вернулся, на столе уже стояла тарелка с яичницей, а в его любимой кружке дымился кофе. Вячеслав Алексеевич сел напротив дочери, взял вилку и начал есть. Дайнека нехотя «клевала» кукурузные хлопья, запивая их молоком.

— Что с дачей? — поинтересовалась она.

— Пока ничего. Поговорили с Вешкиным, наметили направления. Сегодня вечером поеду к Насте на дачу.

— Зачем? — Дайнека насторожилась. — Отправь туда Вешкина.

— Для начала сам хочу разобраться. Дело семейное.

— Тогда и я поеду с тобой.

— Нет.

— Но я — тоже семья! — запротестовала Дайнека.

— Нет! — Отец повысил голос и поднял на нее глаза. — Вообще-то я пришел к тебе по другому поводу.

— Ну?…

— Сегодня утром встретился с одним знающим человеком и показал ему твою монету.

— И что?

Вячеслав Алексеевич покачал головой, опустил глаза, потом отложил вилку:

— Он очень странно себя повел.

— Почему?

— У меня сложилось впечатление, что монета стоит немалых денег.

— Ты шутишь, папа? — Дайнека распахнула глаза, и на ее щеках заалел смуглый румянец. — Ты не придумываешь?

— Из нас двоих фантазерка — ты. Я не склонен преувеличивать, скорее, наоборот, я — реалист. Должен тебе сказать, что я озабочен и немного напуган. Если монета подлинная, тебе нужно будет объяснить, откуда она взялась.

— А что тут придумывать? Скажу, что на заправке купила.

— Звучит нелепо, — усмехнулся Вячеслав Алексеевич.

— Но это же правда.

— Людмила, — отец прикрыл ее руку своей, словно защищая от незримой опасности, — давай договоримся, что ты не предпринимаешь никаких шагов, пока не посоветуешься со мной.

— А что я могу сделать? — Она пожала плечами. — Разве что найти того бедолагу и доплатить за монету.

Сдержав смех, отец вдруг посерьезнел:

— Об этом я и говорю. Никаких поисков, никаких доплат, ни шага в его сторону! Я сам во всем разберусь.

— Как же ты разберешься, если ни разу его не видел, этого старика?

— Мое дело! — прикрикнул Вячеслав Алексеевич и потребовал: — Дай мне честное слово!

— Даю. — Дайнеке не нравилась ни тема, ни тон, в котором шел разговор.

Она с улыбкой спросила:

— Так что там с монеткой?

— Отдал Алехину для проведения экспертизы. После этого можно будет говорить о ее подлинности. — Вячеслав Алексеевич взял чашку с горячим кофе и сделал осторожный глоток.

— Ты уверен, что этот Алехин не умыкнет нашу монетку? — поинтересовалась Дайнека.

— Да как ты только… — Отец поперхнулся и договорил рассерженным голосом: — Алехин — порядочный человек, ученый, работает в Историческом музее.

— Прости. Это я сдуру.

— Необходимо, чтобы ты на время забыла обо всей этой истории.

Дайнека честно призналась:

— Это не просто.

— Мы не знаем, какой шлейф тянется за монетой и что за человек тот старик.

— Обыкновенный голодный бомж. Видел бы ты, какой он худой.

Сделав последний глоток, Вячеслав Алексеевич поставил чашку и встал из-за стола:

— Собирайся. Ты едешь со мной.

Не задавая лишних вопросов, Дайнека быстро оделась. С отцом она была готова ехать куда угодно.

— Здесь? — Вячеслав Алексеевич покрутил головой и, оглядевшись, въехал на территорию заправки.

— Здесь, — подтвердила Дайнека. Он посмотрел на датчик бензина.

— Очень кстати. Как раз нужно заправиться. — И перед тем, как выйти из машины, сказал: — Опиши подробно, как выглядел старик.

— Лет семьдесят, очень худой, лицо — черное, как у цыгана…

— Форменный Люцифер… — обронил Вячеслав Алексеевич и спросил: — Во что был одет?