Екатерина Барсова - Тайный код гения

— Все теперь ясно, — выдохнул он.

— Да, — сказала она хриплым голосом.

— Болит горло? Плакала или курила много?

— Плакала.

— Почему?

— Ты будешь смеяться, но мне так жалко Михаила Афанасьевича, над ним все время довлело предопределение судьбы, рок, от которого не уйти. Он пытался убежать от Судьбы, но не сумел. Она настигла и раздавила его. Увы! Он хотел уйти от стези писателя. Был период, когда в Киеве, после того как он демобилизовался и уехал из Вязьмы, Булгаков занимался исключительно врачебной практикой и не притрагивался к бумаге. Но потом жизнь все равно вывела его к творчеству! И он заплатил за это по самому высокому счету. Это ужасно! И все, кто так или иначе соприкасаются с Булгаковым, восхищаются и ужасаются теми безднами, которые открываются перед ними, когда они изучают его жизнь и творчество.

— Дорогая! — Вадим прижал ее к себе.

Они сидели у него дома и смотрели на Москву-реку. На воде играли лучи закатного солнца, как будто бы на нее вылили масло и волны от него блестели.

— Судьба — вещь страшная, потому что от нее никуда не деться. Вот если бы мои родители не взяли у тебя в долг, — его голос дрогнул, и Арина сжала ему руку, — то мы бы и не познакомились. Хотя я — свинья, свинья и мне прощенья никакого нет и не будет.

— Ты не виноват в их смерти, не казни себя.

— Не оправдывай меня. Я в этом не нуждаюсь. Мне жить с этим всю оставшуюся жизнь.

— Постепенно боль и чувство вины уйдут.

Он ничего не ответил, нахмурившись. Они сидели на диванчике, прижавшись друг к другу. Внезапно Вадим дотронулся до головы Арины.

— Какие у тебя волосы? Мне иногда хочется распутать дреды, ощутить их шелковистость и тяжесть.

В знак согласия она наклонила голову.

Он бережно распутывал волосы, и они, освобожденные, взметались вверх, подхваченные ветром. Когда волосы легли одной волной, порыв ветра растрепал их, и они упали на лицо, наполовину закрыв его.

Арина смотрела сейчас на него сквозь рыже-золотистое пламя, а он целовал пряди, как будто бы выпивая драгоценную влагу, неспеша и нежно. Мужчина отвел волосы с лица и поцеловал в губы. Она смотрела на него, на реку, на небо, где расплескалось закатное ало-оранжевое сочное солнце, выйдя из небесных уже темнеющих берегов.

— Как хорошо! — выдохнула она.

Он приблизил свои губы к ее уху и шепнул:

— На свете еще случается много чудес.

Арина улыбнулась.

— Особенно — в час небывало жаркого заката…

Через несколько дней они собрались дома у Елены и стали подводить итоги этому столь необычному делу. Первой слово дали Кате. Она обвела присутствующих взглядом. Анна, Марк, Арина и Елена смотрели на Катю внимательно и с интересом. Она вздохнула и начала свой рассказ.

— Наверное, об этой истории нужно начать издалека. Но на самом деле я не знаю, как к ней и подступиться… здесь переплетена история моей семьи, а говорить об этом всегда тяжело, — она замолчала, а потом продолжила. — Мой отец со своими коллегами работали в одном из подразделений КГБ, и в тот период, о котором мы говорим, они занимались рассмотрением российско-американских отношений в ретроспективе. И в частности — тридцатыми годами, когда завязались дипломатические отношения с Советской Россией. Их интересовало альтернативное развитие истории: были ли другие варианты развития российско-американских отношений и как они могли сказаться на дальнейших международных процессах. Они рассматривали большой корпус документов, в том числе работали и в архивах НКВД. И вот однажды мой отец наткнулся на любопытный документ — это были доносы на писателя Михаила Булгакова. Доносы, которые писались первому американскому послу в Советской России Уильяму Буллиту. Доносы написаны на русском языке, очевидно, после Буллиту их уже переводили на английский. Отцу документ показался любопытным, он взял его в работу. Потом, как известно, в 90-е годы у нас наступила новая эпоха, в ведомстве КГБ начались преобразования, их отдел ликвидировали и все они остались не у дел. Отец тяжело переживал наступившее время. Наконец было принято решение уехать, он не видел здесь никаких перспектив ни для себя, ни для меня. — Екатерина опустила голову. — Мы уехали в Америку, где отец когда-то работал нелегалом, еще до моего рождения, и постепенно жизнь там наладилась. Отец сначала трудился на заводе, после устроился в консалтинговую фирму. И вот как-то раз, вспомнив о том документе, отец подумал, что интересно было бы написать книгу о Михаиле Булгакове, где можно было бы использовать этот текст. Отец справедливо рассудил, что будущая книга будет иметь успех, так как Булгаков — автор сверхпопулярный. Отец перезванивался и общался иногда со своими коллегами. Разговаривал по скайпу. И вот однажды он, видимо, обмолвился об этом своему коллеге, который быстро смекнул, что этот материал может стать сенсационным. Он вызывает моего отца в Москву и решает узнать у него подробнее насчет имеющихся у него материалов. Отец, ничего не подозревая, берет часть материалов и назначает своему визави встречу. Тот, видимо, просит скопировать материалы, потому что при их внимательном рассмотрении он видит адрес на Спиридоновке, в голове складывается комбинация, что нужно разузнать: кто там живет. Он обращается за помощью к Голубицкому, признанному историку и булгаковеду. Тот помогает ему. И таким образом Виктор Сокольский узнает, что потомок доносчика — богатейший человек Дмитрий Парамонов. Все это происходит в течение нескольких дней, и тогда Сокольский понимает, что может воспользоваться этими данными, но не в качестве писателя, а в качестве шантажиста, что позволит сорвать большой куш. Он понимает, что за такие данные можно получить огромные деньги. Сокольский забирает у моего отца часть материалов и «помогает» ему выпасть из окна. Но сразу пустить документы в ход он не решается, потому что нужно добыть еще одну часть материалов и сложить их все вместе. Там тоже могут быть оглушительные сенсации! Он ждет несколько лет! Но потом жадность и нетерпение все-таки берут верх, и он встречается с Парамоновым. Он вышел на человека, которого собрался шантажировать, но он не учел одного: перед ним был матерый хищник. Прошедший огонь и воду, Дмитрий Парамонов. Он собирался идти в политику, и понятное дело, что пятно в биографии, тем более обвинение предка в стукачестве, и вообще в том, что он имеет какое-то отношение к репрессиям — очень плохо! Понимая, что информация может просочиться к другим людям, он убирает всех, кто когда-то работал в этом подразделении КГБ. Он не знает: кто в курсе этих доносов, работали-то все вместе, и поэтому лучше подстраховаться. По своим каналам он установил: где, когда и с кем работал Виктор Сокольский и устраняет его коллег, которые могли знать о тех документах. Так погибли ваши отец и мать, — обратилась она к Вадиму, — так умер в конце концов сам Владимир Вольф, или Виктор Сокольский. Так убили профессора Голубицкого, потому что именно он вычислил Николая Шабельского и Дмитрия Парамонова. Очевидно, Виктора Сокольского пытали, и он проговорился о Голубицком. Сокольский понял, что его ждет печальный конец, но спрятаться не успел. Его вычислили. Парамонов нанимает специалиста, и Сокольского-Вольфа убивают в маленьком городе, куда он поехал, чтобы спрятать драгоценные листы. Спрятать он успел, но уйти от преследования — нет. Если бы не остановилась эта цепочка, то, без сомнения, были бы еще жертвы.