Екатерина Барсова - Тайный код гения

— Он давно уже нашел покой.

— Отец не приходил бы ко мне просто так. Я записывала эти сны в дневник. Хочешь прочитаю?

И, не дожидаясь ответа, провела пальцем по экрану дисплея.

— А где дневник? — не понял мужчина.

— Он здесь в электронном виде. Я перенесла страницы сюда, чтобы он был под рукой в любое время.

Про себя ее собеседник усмехнулся.

Как изменились времена. При слове «дневник» в воображении обычно возникала распухшая тетрадь, исписанная неровным от волнения почерком, а сейчас вместо тетради — электронный вариант.

«Сегодня я проснулась с легким чувством недоумения. Сон был таким ярким, что просыпаться не хотелось, но, проснувшись, я поняла, что сон — как вещий знак. Или символ перемен, которые неизбежны и сопротивляться им бесполезно. Мне снился отец — исхудавший, в каком-то странном пространстве, напоминающем не то пустыню, не то марсианский пейзаж. Он смотрел не на меня, а сквозь меня. И это пугало, хотелось поймать его взгляд, увидеть радость или восторг от встречи со мной, но я была с ним и в то же время — бесконечно далеко и от него, от этого пейзажа, выглядевшего, как рамка для чьих-то смутных воспоминаний…»

— Красиво! — в голосе Константина Петровича прозвучала легкая насмешка. — Ты писателем стать не собираешься?

Но ему ничего не ответили.

— Меня мучает его смерть, похожая на убийство, хотя все утверждают обратно. Но у меня такое чувство, что если я не отвечу на все вопросы, то не смогу жить дальше. Не знаю, смогу ли я это четко объяснить.

— Я понимаю.

— Он умер, как вы знаете, во время своей поездки в Москву. Кто его вызвал и зачем, мы с матерью не знаем. Мы много раз потом все это обговаривали. И ответа не находили.

— Хочешь все восстановить.

Она кивнула.

— Да. Мы были в Бостоне, когда за ужином он нам внезапно сказал, что должен поехать в Москву. Именно должен, — она потерла лоб.

— А как твои дела? Как диссертация?

— Работаю…

— Сложная тема?

Она кивнула, смотря на темную гладь озера, по поверхности которого кружились, скользили золотистые листья, уносимые течением.

— Если повезет, то получу со временем место профессора в университете или пойду политологом в какую-нибудь корпорацию.

— Ты и серьезность? Как странно, что когда-то маленькая девочка сейчас мне говорит о серьезности!

Она коснулась его руки.

— Мне и самой многое кажется странным. Словно не было всех этих лет, а мне снова семь, и я гуляю в этом лесу… Какая загадочная непонятная штука время, вроде бы оно есть и вместе с тем — его нет.

— Философствуешь? — усмехнулся ее собеседник.

— А что еще остается делать в этом лесу, когда такая тишина, — она сделала судорожный вздох, и с губ слетел странный звук, словно всхлип.

— Ты кофе не хочешь?

— Откуда кофе? — подняла она глаза на мужчину.

— Позаботился. Раньше я своей Лере все время кофе с бутербродами готовил, — на его лицо легла тень.

Катя понимающе пожала ему руку. Его жена и дочь погибли в катастрофе двадцать пять лет назад. Лере было восемнадцать, жене — сорок пять. Остался сын, у которого были уже дети. Сын работал экономистом в крупном банке, ему удалось сделать хорошую карьеру. Но рана от смерти родных у мужчины не заживала.

Екатерина постаралась перевести тему.

— Так что я уже не та маленькая Катя, а серьезное создание.

— Я вижу, — он прислонился к дереву и посмотрел на воду.

— Только со всем этим надо быть осторожной.

Едва уловимо она нахмурилась.

— Что вы имеете в виду?

— Ничего конкретного, говорю абстрактно. Осторожность никогда не повредит. А потом, мне кажется, ты не до конца договариваешь.

Катя вздохнула.

— От вас ничего не утаишь!

— И не надо. Лучше рассказать все как есть.

Со слов Екатерины вырисовывалась следующая ситуация: она писала диссертацию на тему, связанную с российско-американскими отношениями в тридцатые годы. И здесь неизбежно вырисовывалась фигура Уильяма Буллита, того самого, с которого, по некоторым версиям, Булгаков списывал Воланда. Буллит попал в Россию в судьбоносное время. 1933 год, когда уже не за горами были чистки 1937 и 1938 годов, надвигалась Вторая мировая война, и весь мир вообще катился в тартарары.

Про себя Константин отметил, что Екатерина, похоже, неплохо изучила Булгакова. Буллит был фигурой легендарной, он отбрасывал тень на многие события, происходившие в те годы, был в гуще дипломатических и политических интриг. Ей хочется изучить этот период получше, потому что это тема ее диссертации. И по совпадению, это были проблемы, над которыми когда-то работала их группа.