В подтверждение написанного Фаулз вынул из шкафа три пухлые папки, громоздившиеся теперь рядом с машинописными страницами.
Перед глазами Матильды лежали неопровержимые доказательства чудовищных злодеяний ее отца. Она требовала правды, но правда оказалась настолько невыносимой, что пол у нее под ногами встал дыбом, сердце колотилось с такой скоростью, что едва не лопались сосуды. Фаулз предупреждал, что кислота будет очень едкой. Он не только сдержал слово, но и плеснул кислотой прямо ей в глаза.
Весь ее гнев был направлен на саму себя. Как она могла прожить столько лет совершенно слепой? Ни в юности, ни позже, после смерти родителей, она всерьез не интересовалась происхождением семейных денег. Квартира площадью 200 квадратных метров на бульваре Босежур, шале в Валь д’Изер, летний дом на мысе Антиб, отцовская коллекция часов, материнские наряды, не помещавшиеся в гардеробной размером с немаленькую квартиру… Она, журналистка, расследовавшая делишки политиков, заподозренных в растрате общественных средств, случаи уклонения от уплаты налогов, аморальные поступки крупных безнесменов, – она ни разу не сообразила покопаться у себя под носом! Вечная история про соломинку в чужом глазу и про бревно в собственном!
Она увидела через окно стоящего на балконе Фаулза. Защищенный от дождя деревянными планками козырька, он неподвижно смотрел на горизонт. Рядом с ним нес караул верный Бранко. Матильда потянулась за помповым ружьем, которое положила на время чтения на стол. Приклад из орешника, страшная рогатая Кучедра на стальном цевье… Теперь она знала, что это то самое ружье, расстрелявшее ее родных.
«Что дальше?» – спросила себя Матильда.
Для завершения картины напрашивалась пуля в висок. Сейчас это воспринималось как облегчение, избавление. Бесчисленное количество раз она винила себя за то, что не умерла вместе с братом. Еще можно было бы застрелить Фаулза, спалить его признания и собранное им досье, любой ценой уберечь память Вернеев от поругания. Семейная тайна такого рода – несмываемое пятно, позор, отбивающий желание заводить детей. Став публичным, позор вроде этого на долгие годы отравит жизнь вашим потомкам. Было и третье решение – убить Фаулза, а потом покончить с собой, чтобы у всей этой истории не осталось свидетелей. Решительно выкорчевать проказу «дела Вернеев».
Она все время видела мысленным взором Тео. Ее не оставляли щемящие счастливые воспоминания. Дышащая добротой веселая мордашка брата, дырка между передними зубами. Тео был сильно привязан к сестре, безоглядно ей доверял. Часто, когда он чего-то пугался – темноты, сказочных чудовищ, хулиганов на год старше его, грозивших поколотить его на переменке, – она возвращала ему уверенность, твердила, что беспокоиться не о чем, обещала, что всегда будет рядом в случае необходимости. Все эти обещания не стоили выеденного яйца, потому что в тот единственный раз, когда она действительно ему понадобилась, она не смогла ему помочь. Хуже того, спряталась в своей комнате, помышляя только о собственном спасении. Эта мысль была невыносимой, с ней нельзя было жить.
Фаулз тем временем спустился под дождем по каменной лестнице на мысок, где была привязана его Riva Aquarama. Ей показалось, что он собирается отчалить, но в следующий момент она вспомнила, что ключ от катера остался на крючке у двери.
У нее пылали уши, кипели мозги. Она металась от мысли к мысли, от эмоции к эмоции. Сказать, что она вообще никогда не задавалась вопросами о своей семье, было бы неверно. С десятилетнего возраста – а то и раньше – безоблачные периоды чередовались у нее с мрачными. Порой ее мучила тревога, пожирала тоска неведомой природы. Потом стали случаться приступы анорексии, из-за которых ее дважды помещали на лечение в Дом подростка.
Теперь она понимала, что уже тогда ее подтачивала плесень отцовской двойной жизни, начавшая распространяться и на брата. Некоторые особенности их жизни озарило вдруг новым светом: грусть Тео, его астма, жестокие ночные кошмары, утрата уверенности в себе, плохие отметки в школе. Тайна разъедала их с раннего детства, как яд замедленного действия. Под лаком образцовой семьи брат и сестра видели теневые зоны, ощущали запах падали. Все это не выходило за пределы подсознания. Подобно телепатам, они, наверное, ловили на лету загадочные слова, гримасы, молчание, непроизнесенные мысли, поселявшие в них тягостное беспокойство.
Что знала их мать о преступлениях мужа? Наверное, немного; а может, София без особенного труда, не задавая лишних вопросов, привыкла к ситуации, когда деньги текли неиссякаемым потоком?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу