Гийом Мюссо - Тайная жизнь писателей [litres]

«Боевики «Кучедры» много раз запугивали Меркурио, чтобы заставить его бросить расследование, но журналисту хотелось погеройствовать. Однажды вечером охрана засекла его прямо здесь с камерой наготове. Неосторожность, за которую он жестоко поплатился».

«Он был не один?»

«Нет, при нем была блондинка, ассистентка-переводчица».

«Вы их прикончили?»

«Не мы, сам Верней. Другого выхода не было».

«Как поступили с телами?»

«Отправили в Приштину, чтобы все подумали, что эта парочка попала в засаду. Грустная история, но плакать по ним я не стану. Меркурио хорошо знал, как сильно рискует, если решит сюда сунуться».

Ты требовала правды, Матильда, ну так получай: твой отец не был блестящим и благородным врачом, за которого себя выдавал. Он был преступником, убийцей, чудовищем с десятками трупов на совести. Он собственными руками убил единственную женщину, которую я любил.

Я вернулся во Францию с твердым решением расправиться с Александром Вернеем. Но сначала я расшифровал и припрятал все привезенные с Балкан показания. Я проявил и рассортировал все кадры, которые сделал, просмотрел и отредактировал все видеозаписи, долго расследовал прежние преступления твоего отца. Так сформировалось полное, убедительное досье. Я хотел не только убить Вернея, но и предъявить миру доказательства его деяний. Это то самое, что ты собиралась сделать в отношении меня.

Когда была закончена вся подготовительная работа, когда настало время приступить к главному, я стал за ним следить, практически не спуская с него глаз. Я плохо понимал, как делается такая работа. Мне хотелось продлить его мучения, хотелось, чтобы он испил чашу до дна. Но с течением времени я осознал очевидное: задуманная мною месть была слишком милосердной. Убив Вернея, я рисковал представить его жертвой, слишком быстро снять его с Голгофы. Нужно было растянуть его муки.

11 июня 2000 года я пришел в ресторан «Dome» на бульваре Монпарнас, излюбленное место твоего отца, и отдал метрдотелю фотокопию обвинительного досье на Вернея с просьбой вручить его ему. После этого я ускользнул, не замеченный твоим отцом. Мой план состоял в том, чтобы назавтра передать все собранные данные полиции и прессе. Просто я не устоял перед искушением до рвоты его напугать и дать ему несколько часов – пусть успеет представить во всех подробностях свою незавидную дальнейшую участь. Пусть помучается, пусть постепенно поймет, какой силы цунами переломает кости ему самому, погубит жизнь его жене, детям, родителям.

Эти несколько часов я пробездельничал дома. Меня не оставляло ощущение, что Суазик умерла во второй раз.

– ЗИДАН – ПРЕЗИДЕНТ! ЗИДАН – ПРЕЗИДЕНТ!

Ближе к 11 вечера меня – потного, с раскалывающейся головой – разбудили крики футбольных болельщиков, праздновавших победу французской команды. Я пил несколько часов и теперь плохо соображал. Я мучился тревогой. Какой окажется реакция Вернея, явно одержимого субъекта? На то, что он будет сидеть сложа руки, надежды практически не было. Я сделал шаг, не подумав о последствиях, не позаботившись об участи его жены и двоих детей.

Недоброе предчувствие выгнало меня из дому. Я сразу перешел с шага на бег. Добежав до паркинга Монталамбер, я сел в свою машину, переехал через Сену и помчался к саду Ренела. На бульваре Босежур, перед домом твоих родителей, я сразу понял, что дела плохи. Электрические ворота подземного гаража были открыты. Я заехал внутрь и выскочил из «Порше».

События резко ускорились. Пока я ждал лифта, сверху донеслось два выстрела. Я помчался по лестнице на третий этаж, перепрыгивая через ступеньки. Дверь вашей квартиры была приоткрыта, я вошел и напоролся на твоего отца, вооруженного помповым ружьем. Пол и стены прихожей были забрызганы кровью. Я увидел в коридоре два трупа: твоей матери и брата. Следующей в его списке была ты. Как многих других до него, твоего отца обуяла жажда убивать: он расправлялся со своей семьей, прежде чем убить себя. Я набросился на него, пытаясь разоружить. Мы дрались на полу, раздался выстрел, пуля размозжила ему голову.

Так, сам того не зная, я спас тебе жизнь.

Комнату озарили ослепительные вспышки молнии, за ними последовали громовые раскаты. Матильда, сидя за столом в гостиной, завершала чтение признаний Натана Фаулза. После этого мучительного испытания ей казалось, что она больше не сможет дышать, как будто из комнаты выкачали весь кислород и ей грозит удушье.