Наталья Александрова - Часослов Бориса Годунова [litres]

И этот страшный тип с рысьими глазами ее в покое не оставит, он же не знает, что Ирина понятия не имеет, в чем там было дело, кого он убил и за что.

И вот что теперь делать? Попроситься на прием к следователю Дятлу и все ему честно рассказать? Про машину, про убитого Гошку, про покушение на нее саму, про Лялю наконец… вот уж Ляля точно ей спасибо не скажет.

А у Ирины нет доверия к этому Дятлу. Вот нет доверия – и все! Ему лишь бы дело поскорее закрыть, перед начальством отчитаться. И если Ирина сейчас расскажет ему все, он наедет на нее танком.

Почему сразу не сказала, что машину Гошка брал? Как узнала, что он убит? Ах, ты в том клубе была? А уж не ты ли, голубушка, сама его укокошила?

В таком деле бывшая подружка – первая подозреваемая. Или вторая, а первая – та девка с бордовой прядью в волосах. И ее тоже спросим, не сомневайтесь.

Вот такой вот разговорчик у них получится. И ничего-то этот Дятел не выяснит, а про убийцу просто не поверит, подумает, что Ирина все просто выдумала, чтобы от себя подозрения отвести. Нет, следователь ей не поможет. И вообще никто не поможет, нужно рассчитывать только на собственные силы.

Ляля что могла, то сделала, за то ей спасибо. А теперь нужно самой выпутываться.

– Заходите, если что понадобится, – церемонно сказал на прощание Профессор, – дорогу вы теперь знаете.

– Спасибо за чай, – в таком же тоне ответила Ирина.

Ляля закашлялась, и верный друг бросился к ней, махнув рукой Ирине, мол, сама выход найдешь и дверь за собой захлопнешь.

Ирине вдруг стало боязно выходить, а вдруг этот тип с рысьими глазами караулит ее поблизости? Хоть бы баллончик с собой носила… Как это Ляля говорила: у женщины всегда должно быть с собой какое-никакое оружие.

Ирина огляделась в поисках чего-нибудь тяжелого, что можно прихватить с собой. Так, кирпичей тут не найти, но можно же книжку выбрать потяжелее… уж чего-чего, а книжек всяких здесь более чем достаточно…

Она опасливо оглянулась на хозяина макулатуры. Он хлопотал над Лялей и ничего бы не заметил сейчас. Не глядя, Ирина сунула руку в кучу бумаг, и под руку ей попалась книга.

Не слишком большая, но на ощупь тяжелая и крепкая. То, что надо. Она сунула книжку в сумку и взялась за ручку двери.

Гулким, густым басом загудели колокола на дворцовой звоннице, заревели большие трубы, извещая всех царедворцев о явлении государя, царя и самодержца московского Иоанна Васильевича.

Замерла вся огромная палата, замерли все царские гости – князья и бояре, опричники и знатные московские люди из земщины – те, кто не входил в узкий круг опричного дворянства. Много их собралось в палате, в три ряда стояли здесь длинные столы, по десяти столов в каждом ряду, по двадцати гостей за каждым столом. Парчой и бархатом покрыты длинные скамьи, да неуютно, неудобно сидеть гостям на этих скамьях – ждут они грозного царя, ждут и боятся – каков-то он сегодня, в гневе ли он али в милости.

Стихли трубы, отгудел колокольный звон, наступила гулкая тяжелая тишина.

Вошел в палату Иоанн Васильевич.

Высок царь, сутул и худощав телом. На черного коршуна похож – крючковатый нос, темные страшные глаза. Озирают эти глаза палату, словно коршун жертву высматривает.

Облачен государь в богатые парчовые одежды, жемчугом и самоцветами расшитые. На груди – дорогой тяжелый крест, на шее – бесценное ожерелье с ликами святых апостолов и пророков, на ногах – сафьяновые сапожки на высоких красных каблуках. Мрачным огнем горят его глаза. Чело испещрено морщинами, словно древняя книга письменами. То – письмена его грехов, его злых деяний. Не стар еще годами государь, ликом же стар, словно злоба да подозрительность его раньше времени состарили.

Зашептались царедворцы – гневен сегодня государь, как бы не было беды. Когда является он на пир с таким гневным лицом, непременно кого-то из приближенных ждет лютая смерть. Кому на сей день выпадет участь испытать на себе царскую злобу?

Зашептались царедворцы, да тут же умолкли под тяжелым взглядом, которым обежал государь палату.

Поспешно встали, низко поклонились государю.

Медленно прошел он между рядами столов, дошел до своего места, до высоких резных кресел, покрытых тяжелой парчою с золотыми узорами да жемчужными украшениями. Ножки тех кресел – два льва из дорогого черного дерева, спинка – резной да позолоченный двуглавый орел, царский герб, принесенный в Московию царевой бабкой, дочерью византийского кесаря Софией Палеолог. Не было у бабки другого приданого, вот и принесла она будущему мужу императорский герб. Широко раскинул двуглавый орел крылья, далеко собрался лететь.