Блейк Крауч - Возвращение [litres]

Оба инженера смотрят на Хелену, пытаясь понять по ее реакции, довольна ли она их работой.

– Вы просто превзошли сами себя, – говорит Хелена.

В течение первой половины дня кресло полностью собрано и установлено. МЭГ-микроскоп, прикрепленный к изголовью так, что выглядит одним целым с ним, похож на подвешенный шлем. Пучок отходящих от него проводов тянется вдоль спинки и пропадает в отверстии в полу. Со стороны видны только гладкие, безупречные очертания самого кресла.

Хелена выиграла схватку со Слейдом и станет первой испытуемой. Пришлось прибегнуть к шантажу – она отказывалась иначе раскрыть число синаптических связей, необходимое для правильной реактивации воспоминаний. Слейд, конечно, сопротивлялся, говоря, что ее разум и память слишком важны, чтобы рисковать ими, однако ни ему, ни кому-либо другому не удалось бы ее разубедить.

И вот в 13.07 Хелена опускается на мягкое кожаное сиденье и откидывается назад. Ленора, техник из группы визуализации, осторожно устанавливает микроскоп ей на голову. Подкладка и ремешок на подбородке надежно фиксируют положение внутри шлема. Слейд наблюдает из угла комнаты, широко улыбаясь и снимая происходящее на видеокамеру, будто счастливый отец – рождение своего первого ребенка.

– Все нормально, не жмет? – уточняет Ленора.

– Нет.

– Тогда закрепляю.

Она открывает два отделения по сторонам изголовья и вытягивает несколько телескопических титановых стержней, которые прикрепляет к внешней оболочке микроскопа.

– Попробуйте двинуть головой.

– Не могу.

– И каково оно – сидеть в твоем кресле? – интересуется Слейд.

– Как будто меня вот-вот вырвет.

Наконец, все гуськом выходят из комнаты в отделенную стеклянной стеной аппаратную, откуда осуществляется управление. Через секунду из динамика, встроенного в изголовье, раздается голос Слейда:

– Меня слышно?

– Да.

– Сейчас я приглушу свет.

Вскоре Хелена видит только лица за стеклом, слегка подсвеченные голубым от доброго десятка мониторов.

– Постарайся расслабиться.

Она делает глубокий вдох через нос и так же медленно выдыхает. Датчики, объединенные в геометрическую сетку, начинают тихонько, едва различимо гудеть. Голову будто массируют миллион наноустройств.

С каких воспоминаний начать – этот вопрос обсуждался множество раз, до бесконечности. С чего-то простого или сложного? Свежего или давнего? Счастливого или трагического? Вчера Хелена решила, что они придают этому слишком большое значение. Да и что такое «простое» воспоминание? Вот, например, альбатрос, который приземлился сегодня во время утренней пробежки на платформу. Мимолетное впечатление, не больше, которое однажды неминуемо будет выброшено в пустыню забвения. Однако в нем – и запах моря, и белые птичьи перья, влажно блестящие на утреннем солнце. Колотящееся после бега сердце. Пот, что, стекая капельками, холодит спину и щиплет глаза. Мелькнувшая в голове мысль – что именно альбатрос считает домом в этом бесконечном однообразии водной глади?

В каждом воспоминании – целая вселенная, как оно может быть простым?

– Хелена? Ты готова? – спрашивает Слейд.

– Да.

– Выбрала воспоминание?

– Да.

– Тогда я начинаю считать от пяти к одному. Когда услышишь звуковой сигнал, начинай… вспоминать.

5 ноября 2018 г.

Летом в поезде было бы не протолкнуться от манхэттенцев, устремляющихся в курортные местечки, и пришлось бы ехать стоя. Однако сейчас, холодным ноябрьским днем, под свинцово-серыми тучами, грозящими первым в этом году снегом, Барри в вагоне почти один. Он смотрит через грязное стекло на огни Бруклина. Веки тяжелеют…

Когда Барри просыпается, уже совсем темно. В окне только чернота со вспыхивающими точками света и его собственное отражение.

Монток – конечная станция на линии, и Барри сходит с поезда почти в восемь вечера. Льет ледяной дождь – сплошной завесой в свете фонарей. Дыхание вырывается изо рта облачком тумана. Барри, затянув ремень шерстяного пальто и подняв воротник, бредет вдоль путей до станции, уже закрытой на ночь, и забирается в такси, которое вызвал еще из поезда.

В центре городка большинство заведений на замке – не сезон. Они с Джулией и Меган как-то приезжали сюда, двадцать лет назад, летом, на выходные. Тогда на улицах и пляжах было не протолкнуться от отдыхающих.

Пайнвуд-лэйн оказывается уединенной, пустынной дорогой. Под колесами скрипит песок. Где-то через полмили фары выхватывают из темноты ворота. К одной из каменных опор прикреплена табличка с римской цифрой VI.