Николай Леонов - Девушка с кулоном на шее

– Бросьте, это не ответ, – разочарованно протянул Штайнберг. – Мне нужны подробности. По возможности, кровавые. Поверьте, я человек не кровожадный, но, живя в глуши и в одиночестве, как-то пристрастился к будоражащим кровь историям. Так что выкладывайте всю колоду, полковник!

– Кровавого в истории ничего нет… – начал Гуров.

Он не собирался удовлетворять низменные потребности души антиквара, но тут влез Стасик:

– Да как же нет, товарищ полковник? А три расчлененных трупа? Они ведь тоже косвенно с кулоном связаны.

– Язык бы тебе оторвать, Марченко! – в сердцах вырвалось у Льва, но слово было сказано, и антиквар ухватился за него, как умирающий за последнюю надежду.

– Схитрить хотели, господин полковник? Нехорошо, нехорошо. Я вам одну историю лучше другой. Я вам имя и адрес свидетеля на блюде, а вы хитрить. Да, обмельчала нынче полиция.

– Будете историю слушать? – перебил его ворчание Гуров.

– Выкладывайте, – быстро согласился Штайнберг.

Лев в двух-трех предложениях сообщил антиквару суть преступления и то, каким образом кулон связан с расследованием. Сообщил сухим, официальным слогом, но антиквару оказалось достаточно и этого. Лев был уверен, что спустя три дня история получит новую огранку и из уст Штайнберга станет звучать, как криминально-историческое чтиво. Но адрес и имя аукционщика он получил, а история с расчлененными трупами и без того давно не являлась тайной, так что особо горевать было не о чем. Попрощавшись с антикваром, Гуров, прихватив Стасика, поехал обратно в отдел.

Поездку к устроителю аукциона пришлось отложить до утра. Позвонив в офис аукционного зала, чтобы узнать, до которого часа работает Ринат Вольский, устроитель интересующего полковника аукциона, Гуров выслушал речь автоответчика, в которой ему посоветовали по всем вопросам обращаться строго с девяти утра до пяти вечера. К тому времени часы показывали двадцать один пятнадцать, так что ехать смысла не было.

По дороге в отдел Гурову пришла в голову мысль: если Гудини двумя штрихами сумел изобразить кулон, может, он и лицо Ляли, женщины из черного седана, сумеет нарисовать, ну, или хотя бы описать, а уж художники из отдела по описанию составят фоторобот. Искать женщину все равно придется, а так работа облегчится в десятки раз.

Гудини с задачей справился самостоятельно, не прибегая к услугам работников оперативного отдела. Трудился долго, старательно, зато рисунок вышел лучше фотоснимка, Ляля на нем получилась как живая. Она действительно была хороша: выразительные глаза, полные, но без перебора, губы, правильной формы нос. Волосы длинные, гладкие, через лоб наискосок идет стильная челка: тонкая, почти прозрачная. Цвет воронова крыла Ляле к лицу, подчеркивает аристократичность черт. Гудини и кулон ей на шею повесил для полноты картины.

– Красиво получилось, – не удержался от комментария Стасик.

Доктор Зинчев тоже участвовал в процессе, но молча, не вмешиваясь в работу пациента. Когда рисунок был закончен, он высказал предположение, что рисованием Гудини занимается профессионально. Тот покрутил карандаш в руках, пощупал кончиками пальцев бумагу, несколько минут посидел с закрытыми глазами, примеряя профессию на себя, и в итоге мысль доктора отверг. Не будоражит, мол, идея, никаких ассоциаций не вызывает.

– Может, в детстве в художественной школе учился, время прошло, а навык остался, – выдвинул он свое предположение.

– Для простой школы слишком круто вы рисуете, – не согласился Стасик. – Я вот тоже в детстве кружок рисования посещал. Лошадей там всяких рисовал, пацанов на речке, даже портреты, а возьмись сейчас, так и с натуры не нарисую, не то что по памяти. А у вас вон как лихо выходит.

– Просто способностей побольше, – уныло произнес Гудини. – А было бы неплохо. Красивая профессия, одухотворенная.

Вся компания во главе с доктором Зинчевым минут двадцать обсуждала вероятность того, что Гудини все же принадлежал к людям творческой профессии. Перебрали все возможные организации, где применяется труд художников, но так и не сумели пробудить в нем хоть искру воспоминаний. В итоге Зинчев велел дать мозгу Гудини покой и выпроводил всех из лазарета.

На следующий день Гуров стоял возле двери аукционного зала без четверти девять. Первого сотрудника пришлось ждать целых двадцать минут, работники господина Вольского пунктуальностью не отличались. Молоденькая девица с заспанными глазами и встрепанными волосами, наспех собранными в жидкий хвост, подлетела к входной двери с опозданием в пять минут. Бросила на Гурова сердитый взгляд, открыла дверь ключом и прошмыгнула внутрь так быстро, что он и рта открыть не успел.