Николай Леонов - Девушка с кулоном на шее

Стасика Лев уговорил остаться на улице. И предлог уважительный придумал: ждать приезда криминалиста. Сам же прошел в здание морга, отыскал патологоанатома и уже вместе с ним отправился в «хранилище», как называли на профессиональном сленге комнату с холодильными камерами для хранения трупов.

Патологоанатом представился доктором Кухаревым и сообщил, что все три трупа расположили в одном холодильном блоке. По приказу патологоанатома санитар открыл первый бокс и выкатил носилки с останками самого раннего из трупов. Рассматривать здесь было особо нечего. Части тела сложили в положенном порядке, но не соединяли, ожидая разрешения следователя. Впрочем, подобное распоряжение могло поступить в том случае, если бы отыскались родственники погибшего. Во всех других случаях расчлененные трупы так и сдают для захоронения на территории так называемого трупохранилища, где оно будет пребывать ровно пять лет, или пока не будет востребовано нашедшимися родственниками.

«Еще пара недель, и тело этого несчастного отправится на Лианозовское кладбище, где его захоронят под табличкой с порядковым номером вместо имени. Части тела соберут в пластиковый мешок, словно надоевшие кубики «Лего». Без имени, без лица, без надежды на опознание». Гуров смотрел на уродливые обрубки, с подгнившей кожей и омерзительным запахом, лишь частично замаскированным специальными растворами, которыми напичкали останки уже здесь, в морге, и испытывал странную опустошенность. В голове не укладывалось, как можно привыкнуть к подобному зрелищу. Сколько бы раз по роду службы ему ни приходилось сталкиваться с «расчлененкой», сколько бы подобных расследований он ни довел до логического завершения, понять мотивы преступника его мозг отказывался. Казалось бы, все просто: есть страх разоблачения, из которого вытекает подобное решение – разделить труп на части и спрятать. Так легче. Но легче ли? Сколько раз он убеждался, что в процессе расчленения преступник оставляет куда больше следов своего злодеяния, чем в случае, если бы оставил тело нетронутым. Много раз, слишком много.

И в газетах об этом пишут, и Интернет изобилует подробностями описания того, как и где наследил расчленитель, и все равно это повторяется. Мерзко, шокирующе, запредельно жестоко. Стоит только представить себе, как преступник орудует топором над бездыханным телом, и к горлу подступает тошнота. Как же преступника не тошнит от своих действий? Или он испытывает особого рода удовольствие?

«Нет, думать об этом не стоит. Лучше переключиться на судьбу жертвы. Он уже умер, и этого нам не изменить. Но мы должны попытаться вернуть ему имя, вернуть личность. Если не сумеем разгадать тайну смерти этого человека, он так и останется всего лишь порядковым номером в ряду таких же номеров. За что его постигла такая участь? Перешел кому-то дорогу, настолько насолил, что и имя его с лица земли стереть решили? Или же смерть его – случайное стечение неблагоприятных обстоятельств?»

– Что-то интересное заметили?

Гуров вздрогнул от неожиданности. Он так глубоко ушел в свои мысли, что забыл о времени. Кафельные стены отразили голос патологоанатома и эхом вернули обратно, вырывая полковника из паутины тяжелых дум. Он перевел взгляд с останков на Кухарева и, пытаясь отогнать тревожные мысли, ответил:

– Простите, задумался.

– Я вижу. Так о чем задумались, если не секрет? Просто ваш взгляд, как бы это сказать, в буквальном смысле излучал вселенскую скорбь. А ведь вы даже не знаете, стоит ли этот человек того, чтобы о нем скорбели. Хотя, конечно, если размышлять о проблеме в масштабах вселенной, каждый человек заслуживает того, чтобы было кому оплакать его останки.

– Да вы философ, – улыбнулся Лев. – Приверженцев взглядов Иммануила Канта с его теорией относительности восприятия не часто встретишь в среде людей вашей профессии.

– Почему нет? По мне, так сама профессия обязывает быть философом, – не согласился патологоанатом. – Кстати, взгляды Канта к нашей дискуссии подходят как нельзя лучше, что дает мне право вернуть вам ваш сомнительный комплимент. Полицейские, знакомые с работами философов, встречаются не намного чаще, чем патологоанатомы.

– Сдаюсь! – шутливо поднял руки Лев, показывая, что отдает победу противнику. – Так что вы можете сказать об этих останках?

– Немного. – Кухарев легко перешел к вопросам профессиональной сферы. – Останки принадлежат мужчине в возрасте от сорока пяти до пятидесяти лет. При жизни из хронических заболеваний имел панкреатит, что привело к образованию раковой опухоли в верхней части двенадцатиперстной кишки. Поразительно, но он так и так умер бы в ближайшие пару-тройку месяцев. Убийце стоило подождать, и на одну жертву на его совести было бы меньше.