Мария Воронова - Идеальная жена

– Надеюсь, что так, – улыбнулся Кирилл, – в общем, для бабушки со стороны отца нужен отец. Пожалуйста, Ольга Степановна, идите к своему сыну и долбите ему мозг, как вам только нравится. Это ваш сын и ваша ответственность. Пусть он приходит, занимается с Егором по выходным, если ребенок, конечно, захочет проводить время с незнакомым дядей. Ну, пусть налаживает отношения, мы препятствовать не будем, верно, Ира?

Она пожала плечами. Меньше всего хотелось, чтобы бывший появлялся на горизонте.

– Ну и, конечно, прежде всего он обязан погасить задолженность по алиментам, – сказала Ирина, – я не подавала, потому что жалела его и его новую семью, но теперь другое дело. Закон позволяет мне взыскать алименты за предыдущие три года, и я воспользуюсь этой возможностью. Ну и на будущее, до восемнадцати лет Егора, на вашем сыне будет висеть исполнительный лист. И вот тогда, Ольга Степановна, мы станем к вам прислушиваться и учитывать ваше мнение, а пока – извините.

– Да вы офонарели, что ли? – гаркнула бабушка-благодетельница. – Будете меня шантажировать алиментами?

– Ни в коем случае. Но пока вы злостно не выполняете своих обязательств, не ждите, что мы будем выполнять наши.

Кирилл встал и каким-то очень уверенным тоном, какого раньше Ирина у него не слышала, сказал, что проводит Ольгу Степановну до станции.

Разговор оставил неприятный осадок. Ирина почувствовала себя холодной и жестокой женщиной без сердца. Достаточно было просто поговорить с Ольгой Степановной, чтобы она… А что она? Ирочка-Ирочка, и тут же завела бы с Егором старую шарманку.

Ирина в растерянности стояла на дорожке и пинала вылезший из песка узловатый корень. Может, побежать, догнать, сказать, что погорячилась? Что не будет требовать никакие алименты? А почему, собственно, нет? Неизвестно, как пойдет, сколько времени она просидит в декрете. Получается, Егора при живом родном отце должен будет содержать Кирилл? Ну что ж, всякое бывает, действительно, доходы разные у всех, и коммунизм, где каждому по потребностям, а от каждого по способностям, практически на горизонте, и, видимо, ее семья первая этого горизонта достигнет.

Кирилл Егора не бросит, вырастит… Кстати, а если она родами умрет? Тут, честно говоря, надежда тоже больше на Кирилла, чем на бывшего с его мамашей.

Ирина засмеялась. В общем, позволять другим платить по твоим счетам можно, но шельмовать этих других будет уже чересчур.

Гарафеев покрутился на работе в надежде, что упадет дежурство или просто кто-то попросит его провести сложный наркоз вместо себя, но поступали только предложения алкогольного плана.

Гарафеев отвечал решительным «нет» с ладонью, как на плакате, и пояснял недоумевающим коллегам, что водка и работа – это хорошо, а водка и безделье – очень плохо.

Трезвый, он сидел в ординаторской, пил чай, как заведенный, и приставал ко всем с вопросом, не знают ли они, отчего бывает зеленая моча.

Выяснил много разной информации, в частности, что, когда ребенок съедает грифель фломастера, моча у него становится такого же цвета, как фломастер, а когда алкаш выпивает «Льдинку», то у него зеленеет не только моча, но и плазма крови. Вспомнили черную мочу при ночной пароксизмальной миоглобинурии, Витька, наморщив лоб, сказал, что вроде бы триамтерен и какие-то антидепрессанты окрашивают мочу в голубой цвет, а противомалярийные препараты делают ее темно-коричневой. При желтухах моча становится цвета пива, это классика жанра, и иногда уходит больше в зеленый, чем в коричневый спектр.

В общем, Гарафеев укрепился в мысли, что моча могла окраситься по тысяче причин, которые никак не проливают свет на странную болезнь женщины, еще раз поныл Витьке насчет работы, получил отказ и отправился домой.

Лиза уже пришла из института. Гарафеев увидел следы слез на ее глазах, и вдруг так остро стало ее жалко, так грустно, что нельзя вернуться в те времена, когда он был большой и добрый волшебник, способный в секунду прогнать любое несчастье, что он решительно потянул ее за руку.

– Поехали.

– Куда?

– Ты мне скажи. Где твой супруг и повелитель?

– Дома, наверное.

– Ну вот и поехали.

– Пап, не надо.

Он молча потянул ее за собой.

Лиза стиснула губы, но, гордая женщина, шла за ним, не проронив ни слова.

Они молча прокатились в метро, но на выходе Гарафеев купил мороженое дочке, а заодно и себе, и они пошли, не торопясь, откусывая по чуть-чуть от восхитительно холодной массы.