Марина Крамер - Румба на московской брусчатке

– Только ночуйте не там, где собирались, – предупредил он, прощаясь. – Мало ли…

– А вот и новая проблема… – пробормотала я, убирая телефон.

– Какая? У меня переночуете, я же одна, – откликнулась Марго.

– Никогда не спал в непосредственной близости от Кремля, – фыркнул Иван. – Наверное, сны особенные снятся?

– Не знаю, у меня бессонница. – Марго пропустила эту невинную колкость по поводу расположения ее квартиры мимо ушей. – Можем погулять на ночь, чтобы точно что-то хорошее приснилось. Я люблю ночью по Замоскворечью блуждать, у нас спокойно.

– Это точно хорошая идея? – усомнилась я, но подруга твердо сказала:

– Кто станет искать вас у меня? Кто вообще знает, как вы выглядите?

– Ну в самом деле, Мария, может, это наша последняя ночь, а? Дай мне хоть впечатлений набраться, это же ты здесь все уже видела, а я – только гостиницы и танцевальные залы, – пошутил Ванька.

– Дурак ты, – вздохнула я. – И шутки твои не смешные.

– Да какой смех-то…

До дома Марго мы добрались только к семи вечера, забросили сумку и мой кофр и сразу вышли из духоты квартиры в прохладу летнего вечера. Пятницкая, как обычно, была запружена машинами, к метро все еще двигались вереницы людей, с площади перед входом на станцию доносился бой барабанов – уличные музыканты оккупировали пятачок, и вместе с едким запахом масла из Макдональдса это создавало картину довольно сюрреалистическую. Нам же предстояло еще зайти в ателье и выбрать напрокат костюмы для Ивана. Это растянулось еще на полтора часа, ателье уже закрылось, а мы все еще копались в ворохе рубашек и брюк, выбирая подходящие. Туфли, конечно, пришлось купить, и Ванька, отсчитывая купюры, делался все мрачнее. Гулять пошли с огромной сумкой.

Мы прошли между домами и оказались у Третьяковской галереи. Из расположенного рядом кафе неслась музыка, и это настроило Ивана на рабочий лад:

– Может, потанцуем?

– Совсем спятил? Я только у уличного кафе не танцевала еще!

– Да ты посмотри, сколько тут места! – не отлипал Ванька. – Я столько часов провел в сидячем положении, завтра турнир, у меня мышцы не готовы, забилось все.

– Ну не городи ты чушь – мышцы забились у него! Так и скажи – вокруг много красивых девушек, тебе свербит показать свое тело натренированное, – фыркнула я.

– А тебе, похоже, супруг запретил публичные выступления, да? Вокруг и мужчины есть, между прочим, – не остался в долгу Иван. – Тогда все понятно. Марго, к новому сезону шьем костюмы в стиле гарема – чтобы ни лица, ни тела видно не было, – подмигнул он моей подруге.

Этого я стерпеть не могла. Скинув джинсовую куртку на руки Марго, я попробовала, как гнутся мои балетки, и с вызовом посмотрела на партнера:

– Ну, давай попробуем!

– Айн секунд. – Ванька забежал в кафе, сунул музыкантам какие-то купюры и вышел, протягивая мне руку.

В ту же секунду с веранды полились звуки румбы, что меня удивило – обычно выпендриваться Иван предпочитал под что-то темповое, вроде джайва или ча-ча-ча, на худой конец. А тут вдруг лиричная мелодия румбы, где меня будет видно лучше, чем его, – мы всегда интерпретировали этот танец не так, как принято. Румба считается танцем любви, выражением чувств, демонстрацией отношений, мы же всегда танцевали расставание, финал, конец. Мы танцевали так самозабвенно, что собрали вокруг себя приличную толпу зрителей, устроивших нам овацию после того, как мы закончили. Какой-то мужчина подарил мне большую белую розу, и Иван грозно взглянул на него, но тот слегка поклонился и вернулся за столик кафе.

– Какие же вы великолепные, – вздохнула Марго, когда мы пошли в сторону реки. – Смотрела бы и смотрела.

– Завтра до тошноты насмотришься, – пообещала я. – Десять танцев, начинаем со ста с лишним пар.

– Тогда надо домой идти, отдыхать.

– Я не усну, – сказал Иван, вынимая сигареты. – Может, коньячку?

– Нет.

– Ты иногда такая занудная, Мария, – пожаловался он. – Как с тобой муж живет?

– Хватит! – отрезала я. – Давайте по набережной пойдем, такой вечер свежий…

По реке сновали прогулочные теплоходики, забитые людьми, играла музыка. Народ словно предчувствовал грядущую пятницу, последний рабочий день, за которым последуют выходные, и все, кто имеет такую возможность, вечером устремятся прочь из душной Москвы на дачи, ближе к природе. Нам же предстоят три напряженных турнирных дня, осложненных теперь еще и постоянным ожиданием чего-то неизвестного и страшного. Что мы натанцуем в такой обстановке – совершенно непонятно.