Светлана Сервилина - Пропавшая пастораль

— Хотя начало дня было не очень удачным, — пожаловалась она.

— Я видел, когда ты стояла, как памятник со стеклянным взглядом после визита в картинную галерею, — по-доброму усмехнулся он.

— Да, я сегодня здорово понервничала, — Юля зевнула, прикрыв ладошкой рот.

— Тогда отдыхай, а мне, пожалуй, пора,

— Ты не останешься? — она потянула его за рукав.

— Нет.

— Значит, мы просто друзья? — стараясь как можно беззаботнее, проговорила женщина, спрятав руки за спину.

— Ты же знаешь, что я тебя по-прежнему люблю, — Андрей осторожно поправил у Юли челку, прикрывавшую глаза, — но ты должна в себе разобраться, вернее, в своих чувствах. И у тебя будет время, — он вздохнул, — в субботу я уезжаю в Москву.

— А я всё ждала, когда ты мне скажешь о своей поездке, — она отвела в сторону глаза.

— Ты самая замечательная женщина, которую я встречал в жизни, — он встал из-за стола, — И мне совсем не хочется тебя потерять. Но и чувствовать, что ты думаешь о другом, — Осипов развел руки в разные стороны, будто ища поддержки, — невыносимо.

— Я поняла, — Симонова тоже поднялась, чтобы проводить гостя.

— Но мы же раскроем преступление до субботы? — он посмотрел на неё взглядом, который говорил: «Пока мы вместе, и у нас еще так много дел!»

— Раскроем, — улыбнулась она.

Утром Юля достала из кладовки все три холста, измерила эскиз пасторали и раскрыла брошюру, которую ей дала накануне Серегина. Как и предполагала реставратор, размер эскиза и самой картины Огюста Лепажа не совпали.

— Всего на один сантиметр, — вздохнула она.

И вдруг безрассудная мысль посетила журналистку. Она достала с антресоли старый мольберт, поставила на него готовый набросок «Юной пастушки» и раскрыла коробку с масляными красками.

Юля не торопилась, нет. Она творила! Как по мановению волшебной палочки, исчезла её комната, уличная суета за окном… Мир замер, только она и пастораль, и буйство смешанных красок на палитре! Пальцы помнили приятное прикосновение деревянной кисти, такой гладкой и приятной на ощупь. Сотни ворсинок одновременно погружались в мягкую маслянистую субстанцию и переносили капельки цветной смеси на холст. При каждом новом мазке сердце журналистки замирало. При точном попадании в цветовую гамму она радостно прищелкивала языком и шептала:

— Да!

Чувство удовлетворения своей работой над картиной было сродни сексуальному влечению, но Юля не задумывалась над философией творчества, ей просто нравилось то, что она делала.

Ровно в двенадцать она отодвинула мольберт и направилась в ванную. Она оттерла раствором скипидара со своих рук остатки краски, приняла душ и сделала несколько легких мазков, но уже не на холсте, а у себя на лице декоративной косметикой. День у неё был спланирован практически по минутам. Спустя час, она уже сидела в «Ромашке» и ожидала Викторию Дроздову. Молоденькая официантка только приняла заказ, как появилась у столика темноволосая девушка и, слегка нагнувшись, спросила:

— Вы — Юлия?

— А вы — Виктория? — и журналистка жестом пригласила новую знакомую сесть за столик. — Как вы меня сразу узнали?

— Ну, вы же мне сказали, что в кафе сядете рядом с окном, — и она улыбнулась, кивнув на соседние столики.

Действительно, у других окон сидели только мужчины.

— Итак, Вика, не буду с вами играть в прятки, — начала Юля продуманную речь. — Вы знаете, что в картинной галерее выявлена подмена знаменитого полотна Огюста Лепажа «Юная пастушка»?

— Да, мне звонили из милиции.

— Все подозрения в изготовлении копии падают на известную художницу Лилию Галицкую, — спокойно продолжила сыщица, — которая погибла при загадочных обстоятельствах в тот же день, когда несколько полотен вернули в галерею с реставрации. А вы как раз находились там. Неужели ничего не заметили подозрительного?

— Я всё, что помнила, рассказала следователю, — как-то виновато проговорила бывшая смотрительница, — это было так давно…

— Я понимаю, — кивнула Юля, — вам было двадцать лет, — она вздохнула, — но вы, вероятно, не знаете, что десять дней назад в своей собственной квартире убита дочь Лилии Борисовны Галицкой. Ей было всего двадцать пять, и её пятилетняя дочь осталась сиротой. Я уверена, что кража картины и убийство Камиллы каким-то образом связаны между собой.

— А я помню Камиллу, — сквозь выступившие на глазах слезы, произнесла Виктория, — она приходила несколько раз к своему отцу. Леонид Федорович работал же у нас в галерее, — пояснила смущенно она и добавила, — очень красивая была девушка.