Виктория Платова - Из жизни карамели

Исследователю-энтузиасту Яну Гюйгенсу это было бы наверняка полезно. А скромному повару Саше Бархатову – нет, нет и еще раз нет!

А все, что неполезно, – нужно немедленно исключить из рациона и не мучить организм.

Придя к такому решению, Рыба-Молот приободрился и даже дружески подмигнул Николаше:

– Ну что, на каждую хитрую гайку найдется болт с винтом, а, депутат?

Видно было, что Николаше очень хочется ответить Рыбе, да так, чтобы век помнил, – но он благоразумно промолчал.

– Вылезай!

Николаша помотал головой и ухватился за ножку стола. Вылезать он не хотел, а может, не мог: уж очень слабым он выглядел. Да еще нездоровый румянец на щеках и бисеринки пота на лбу! Добросердечного Рыбу тотчас же накрыло волной жалости к страдальцу. Ведь по большому счету, ничего плохого депутат Городской думы ему не сделал. Разве что нажрался водки за Рыбий счет и совсем по-детски угрожал расправой и пугал злыми духами. На последнее обстоятельство не стоит вообще обращать внимание, а что касается пьяных ночных похождений… Будет что вспомнить впоследствии! – ведь жизнь Рыбы всегда протекала без особых потрясений: за вычетом нескольких армейских инцидентов, разводов с Кошкиной и Рахилью Исааковной и встречи с Изящной Птицей. Жизнь Рыбы была похожа на лениво колышущийся студень – так что немного горчички ей не повредит.

– Ты того… перегнул палку, брат, – примирительно сказал Рыба. – Но я на тебя не сержусь. И на жену твою не покушаюсь. Я вообще люблю другую! А что касается духов…

Губы Николаши мгновенно стали пергаментными, вступив в резкое цветовое противоречие с горящими, пунцово-красными щеками.

– Духи тебя убьют, вот увидишь, – тихо сказал он. – Эти духи – зло, а зло никого не щадит.

– Тебя же пощадило!

Николаша только рукой махнул:

– Я – другое дело. Я знаю, как с ними управляться…

– И управляйся себе на здоровье. Но ко мне с разговорами о них не подкатывай, даже слушать тебя не буду.

– Скоро ты никого не услышишь. И ничего не увидишь. Я’Миня падвы падарта ил малей…

В голове Рыбы незамедлительно послышались легкий треск и покашливание, и голос знаменитого синхрониста-переводчика Володарского произнес: «Написанная богиней запись подошла к концу».

А этот-то откуда взялся? – несказанно удивился Рыба-Молот, но углубляться в происходящее не стал. Лишь подумал о том, что голова его, видимо, весьма привлекательное место. И не только для духов. Это раньше никакой особой активности в ней не наблюдалось, но сейчас все может измениться. Если наплевать на угрожающий смысл фразы про некую богиню и некую запись.

Так он и поступит. Наплюет, и все тут.

– Есть хочешь? – с преувеличенным энтузиазмом спросил он у Николаши. – Ужин – пальчики оближешь. Обещаю.

– Ничего не хочу. И есть не хочу. И оставь меня в покое.

Рыба пожал плечами (в покое так в покое!) – и в это самое время в дверь кухни поскреблись.

– Алекса-андр Евгенье-евич! Можно к вам? – томно произнесла из-за двери Вера Рашидовна.

– Твоя! Зайдет сейчас, а ты под столом сидишь. Неудобно.

– Мой дом, где хочу – там и сижу, – ответил по-прежнему безучастный ко всему Николаша.

– Нет. Нехорошо это.

– А на чужое рот разевать хорошо?

– Говорю же тебе, не разеваю я, не разеваю!

– Александр Евгеньевич! – продолжала взывать Вера Рашидовна.

– Одну секундочку!..

Николаша ужом прополз мимо Рыбы-Молота и схоронился за стоящим у окна обогревателем.

– Меня здесь нет и не было, – сообщил он из-за белого, метр на метр щита. – И ты меня не видел.

– Как знаешь… Только глупости это все. Детский сад, штаны на лямках.

– На лямках или не на лямках – не твое дело, – ответствовал щит. – Посмотрим сейчас, как ты не покушаешься.

– Дурак!..

И в то же самое время двери кухни распахнулись и в нее влетела Вера Рашидовна.

– Кто это здесь дурак? – спросила она.

– Я. Я дурак, – тотчас нашелся Рыба. – Забыл положить лавровый лист…

– А пахнет божественно!

Сама Вера Рашидовна тоже пахла божественно. И выглядела ничуть не хуже, чем пахла: маленькое коктейльное платье из черного шелка, нитка жемчуга на шее, диадема в волосах. Дополняли картину обновленная прическа (крупные локоны, спадающие на плечи в художественном беспорядке), обновленный маникюр, обновленный макияж и сумочка-конверт, зажатая под мышкой.

У Рыбы слегка потемнело в глазах от такого зрелого (и даже перезрелого) великолепия.

– Да-а, – только и смог сказать он. – Садо-мазо Новый год!..