Виктория Платова - Из жизни карамели

– Хх-а! – Левое веко Веры Рашидовны дернулось в унисон с кончиками губ. – Это ведь я сделала его депутатом, потому что ему очень хотелось им стать. А знаете, сколько я за это заплатила?.. Можно было бы купить еще одну яхту в пару к «Гваделупе Маритима»! Ну, скажите мне, зачем я это сделала?

– Потому что влюбились практически с первого взгляда, – напомнил Рыба.

– Да-да… А все остальное скрыто туманом.

Туманом, вот именно. Вернее было бы назвать туман дымом, из которого с легкостью лепятся физиономии волков и оборотней. Вот он – ключ к разгадке мезальянса! Но Рыба-Молот не торопился вставлять ключ в замок, затем пробираться в темницу, где была заточена девица-красавица Вера Рашидовна, и открывать ей глаза на происходящее. Тем более что принесли горячее и соус «Болванский Нос» к нему.

«Болванский Нос» оказался бесхитростным соединением майонеза и томатного кетчупа, смешанных в пропорции 1:1.

– Что это такое, милейший? – спросил Рыба у официанта, поболтав ложкой в субстанции нежного розового цвета.

– Что заказывали.

– Я заказывал соус. А вот это… Это не соус. Это дрянь какая-то.

– А народу нравится, – парировал официант.

– Народу и лапша «Доширак» нравится, что с того? Вы же лапшу «Доширак» не подаете…

– Почему не подаем? Очень даже подаем. Самое популярное из первых блюд.

– Ыы-х! – выдохнул из себя Рыба, покачнувшись на стуле. – Теперь я понял, почему ваш псевдосоус так называется. Вы оболваниваете посетителей. Водите их за нос.

– Пошел ты, грамотей! Хрен моржовый! Не нравится – не жри, – лениво бросил наглец-официант и отчалил от столика прежде, чем Рыба нашелся с ответом.

Ситуация выглядела крайне неприятной: мало того что какая-то гнусная обслуга макнула Рыбу-Молота в дерьмо, – она сделала это при женщине! Варианты развития событий виделись Рыбе следующим образом:

а) он устраивает небольшой скандалез, требует книгу жалоб, требует администратора и покидает шалман в ранге мелкого склочника и кверулянта-сутяжника;

б) он не устраивает скандалез, а устраивает потасовку – с боем посуды и нахлобучиванием на голову обидчика соусницы и тарелки со свининой. Финал потасовки (учитывая комплекцию официанта, больше похожего на вышибалу, и далекую от идеальной физическую форму самого Рыбы) выглядит весьма туманно, чтобы не сказать – малоутешительно.

И тот и другой варианты никоим образом не поспособствуют укреплению его авторитета в глазах Веры Рашидовны – как работодательницы и как женщины.

– Обычно я не встреваю в разборки, – глядя перед собой остекленевшим взглядом, произнес Рыба. – Но сейчас…

– И сейчас не надо. – Голос Веры Рашидовны распирала нежность.

– Отчего же не надо? Надо!

– Оно того не стоит.

– Не стоит? Нанесенное мне… нам оскорбление?

– Позвольте мне самой разобраться, дорогой мой.

– Но…

– Никаких «но»! – выплыло из уст Веры Рашидовны уже знакомое Рыбе словосочетание. Но теперь оно было заковано не в средневековые латы, а в бронежилет, что намного повышало маневренность. Так и есть, – подумал Рыба-Молот, – у Железной Леди гораздо больше рычагов давления на салехардскую популяцию официантов, чем у пришлого человека, у чужака.

– И все-таки…

– Давайте-ка обедать, Александр Евгеньевич. Не будем портить себе аппетит.

Но аппетит оказался испорченным самими блюдами: Молотовская свинина оказалась плохо прожаренной и чудовищно пересоленной. А Вера Рашидовна (после нескольких безуспешных попыток разрезать свои медальоны на удобоваримые куски) бросила нож и снова приложилась к «Трем топорам».

– М-да… – сказала она. – При Московском Варяге мясо здесь готовили по-другому. А это просто есть невозможно.

– Не Валенсия, – поддержал ее Рыба. – И не этот… Аликанте. Вечная мерзлота, да и только.

– А что, если мы так и назовем наш ресторан – «Вечная мерзлота»?

– Нет-нет. – Рыба протестующее поднял вилку. – Нужно что-нибудь романтическое. Что-то такое, что привлекало бы людей, что выглядело бы экзотикой.

– Валенсия? Аликанте?

– Слишком расплывчато. А в названии должна быть история, должен быть сюжет. И – известный дуализм, позволяющий взглянуть на бытие с разных точек зрения… А кухня ведь тоже элемент бытия, не так ли?

Слово «дуализм» частенько употребляли сраные интеллектуалки Палкина с Чумаченкой, а слово «бытие» Рыба-Молот в свое время вырвал из клюва дзэн-чайки Джонатан Ливингстон. «Бытие» звучало намного круче, чем просто «жизнь», и придавало бесхитростным речам Рыбы-Молота известную весомость. На которую, впрочем, никто не обращал серьезного внимания. По тому же ведомству могли проходить слова: