Наталья Александрова: Астролябия судьбы [litres]

– А вы, собственно, кто такие?

– Мы? – переспросила Неонила, растерянно оглядываясь по сторонам, как будто не понимая, как она сюда попала. – А мы, собственно, представляем интересы господина Сычева… Виталия Андреевича Сычева…

– На каком основании? – раздраженно осведомился Головатов.

– На основании официальной доверенности… – Неонила Федоровна оглядела стол, нашла два свободных места и села, положив перед собой портфель и кивнув Надежде на соседний стул.

– Какой еще доверенности? – процедил Головатов.

– Вот этой… – Юрист открыла портфель, из которого на пол тут же выпало несколько документов. Неонила Федоровна нырнула под стол, откуда донесся ее придушенный голос: – Сейчас… одну секунду…

Надежда с ужасом глядела на протеже Вероники Павловны. Где она откопала такую растяпу?

– Мне это уже надоело! – Головатов переглянулся с Пелагеей. – Нам мешают вести заседание…

– Нет, подождите, – перебил его седой мужчина, сидящий на другом конце стола. – Мы хотим разобраться. Если эта женщина действительно законный представитель Виталия Андреевича…

– Вот она! – Неонила Федоровна вынырнула из-под стола, радостно улыбаясь и размахивая бумагой. – Вот эта доверенность, можете с ней ознакомиться!

– Она не может представлять интересы Виталия Андреевича, – сухо и неприязненно проговорил Головатов, отодвинув доверенность. – У Виталия Андреевича есть законный представитель – Михаил Иосифович Паперный… – При этом он кивнул на мужчину с бегающими глазами.

– О, Михаил Иосифович! – Неонила Федоровна оживилась, как будто только что увидела Паперного. – Здрассте! А вы здесь? А я думала, что вы все еще на Канарах…

– Как видите, я здесь… – протянул Паперный, и Надежда, к своему удивлению, заметила в его глазах испуг.

– Да, вижу… – Неонила Федоровна снова принялась рыться в своем портфеле. – А вот я хотела бы уточнить, на каком основании господин Паперный представляет интересы Виталия Андреевича Сычева.

– На основании официальной доверенности, естественно! – отмахнулся от нее Головатов.

– А можно взглянуть на эту доверенность?

Головатов оглядел присутствующих, поморщился и проговорил:

– Пожалуйста, если вы так хотите.

– Я не то чтобы хочу, но раз уж возник вопрос о том, кто имеет право представлять интересы господина Сычева…

– Михаил Иосифович, покажите ей доверенность! – обратился Головатов к адвокату.

Паперный открыл папку, вынул из нее лист гербовой бумаги с печатями и протянул его Неониле Федоровне. Та посмотрела и вернула его Паперному:

– Михаил Иосифович, такая беда – я забыла очки для чтения. Вы не могли бы зачитать преамбулу этой доверенности?

– Да, разумеется. – Адвокат прокашлялся и прочел: – Я, Сычев Виталий Андреевич…

– Нет, еще раньше… перед этим…

Паперный недоуменно взглянул на нее и снова начал читать:

– Составлено в Санкт-Петербурге двадцать восьмого февраля две тысячи девятнадцатого года, в присутствии…

– Вот-вот, именно это! – обрадовалась Неонила Федоровна. – Можете вернуть мне доверенность? Дальше уж я сама, с вашего позволения.

Она взяла доверенность и взглянула на нее с таким интересом, будто никогда не видела ничего подобного.

– Значит, эта доверенность составлена двадцать восьмого февраля? Я вас правильно поняла?

– Ну да, я вам только что это прочел.

– Как странно!

– Не вижу в этом ничего странного. В феврале в этом году было как раз двадцать восемь дней. Вот если бы этот документ был составлен тридцатого февраля, это действительно было бы странно… – и Паперный тонко улыбнулся.

– Да, действительно, это тоже было бы странно. Но если эта доверенность составлена двадцать восьмого февраля, в Санкт-Петербурге… там ведь так сказано?

– Да, как я и прочел…

– Значит, вы в этот день были в Петербурге?

– Ну да… – в голосе Паперного зазвучала неуверенность.

– Но тогда как объяснить вот этот снимок?.. – Неонила Федоровна снова полезла в свой портфель и на этот раз достаточно быстро нашла в нем стопку цветных фотографий, которые ловко рассыпала по столу, так что перед каждым участником совещания оказалось по снимку.

В том числе и перед Надеждой.

На этой фотографии загорелый господин в шортах, в котором нетрудно было узнать господина Паперного, сидел в ротанговом кресле с загорелой блондинкой на коленях и с бокалом коктейля в руке. На заднем плане виднелись пальмы, а снизу змеилась надпись: «Гран-Канария, февраль».