Герман Кох - Уважаемый господин М.

Решать пришлось быстро. Или сейчас я должен выдержать характер, но удовольствоваться тем, что это не будет снято, или позднее снова, с самого начала, попробовать спровоцировать его еще раз. Я точно знал, что ему сказать, вопрос заключался в том, смогу ли я потом так же веско от этого отречься. Речь о жене Ландзаата и его дочках, Лаура однажды рассказала мне кое-что, с этого я начну, а если этого будет недостаточно, чтобы заставить его на меня замахнуться, я сделаю следующий шаг, – в конце концов, он сам меня об этом просил. Я расскажу, что Лаура сказала о нем однажды вечером, через несколько дней после того, как она с ним порвала. Я и слышать никогда не хотел никаких лишних подробностей об их отношениях, старался как можно скорее перевести разговор на другую тему, когда Лаура начинала об этом говорить, – по-моему, это было слишком грязно, чтобы выслушивать. Так вот, это было через несколько дней после того, как Лаура порвала с ним. Она сидела дома у себя на кровати и плакала, ее родители смотрели телевизор в гостиной, потом мы стали целоваться, и тогда она это рассказала. Это было кое-что физическое, кое-что о теле Ландзаата, чего она не переносила, из-за чего она все время пыталась себя пересилить в те считаные недели, которые продолжалась их связь, но полностью ей это никогда не удавалось. Сразу ясно, что человека с… с чем-то таким не сможешь терпеть долго, сказала Лаура. Это как с визгливым голосом, сказала она, или с неприятным запахом. Сперва это компенсируется какими-то другими вещами, но в конце концов понимаешь, что ни за что не захочешь состариться рядом с этим странным запахом или визгливым голосом.

Потом она рассказала, что именно в Яне Ландзаате с самого начала вызывало у нее отвращение. Ей пришлось повторить это еще пару раз, потому что сперва я не понял, о чем она говорит, а потом не поверил. Но когда она заплакала и стала убеждать меня, что это правда, я обнял ее и прижал к себе, шепча ей на ухо, что верю.

Если здесь и сейчас, в этом снегу, посреди этого промерзшего и пустынного пейзажа, я поставлю Яна Ландзаата перед фактом, что знаю эту физическую особенность, он сразу поймет, что я имею в виду. Это будет выглядеть так, словно я ткнул его лицом в его же собственную блевотину и заставил ее съесть, – но это куда хуже блевотины.

Он думал, что может оскорбить меня, высмеивая мою внешность и недостаток мужественности, но ничего не добился. Я знал, каков я есть. Я прежде всего знал, в чем моя сила. Не в том, чтобы против собственной натуры пытаться разыграть из себя неотразимого мачо; меня раскусил бы любой, и не в последнюю очередь – девушки. Да, я был слишком тощий. Физически я не был крепким, не обладал соблазнительно ровными зубами; когда мне было лет десять, я носил скобку, – тогда зубы у меня смотрели совсем вперед, но через полгода скобка слишком далеко отклонила зубы назад, так что я незаметно вынул ее изо рта и по дороге в школу выбросил куда-то под припаркованную машину.

Но я был другим – точнее сказать, во мне было кое-что другое. В тринадцать лет у меня завелась первая настоящая подружка. До этого у нее был парень намного старше. Красивый парень. Спортивного типа. Такие бицепсы, длинные волосатые ноги, которые высовывались из коротких штанов. Но усыпляюще скучный, как я смог убедиться во время какого-то общего разговора после ежегодного спортивного праздника в Амстердамском лесу. Разговора в компании, где была и та девушка. Парень обнимал ее за талию, но я сразу все понял по тому, как она стала озираться по сторонам, когда он что-то сказал: что-то о погоде, о бейсбольной команде, в которой он выиграл финал, о том, как он проголодался. И как устал. Мне буквально было видно , как девушка вздыхает. Я посмотрел на нее, я продолжал смотреть на нее, пока она не отвела взгляд. «Со мной не соскучишься, – говорил я глазами. – Никогда». Потом я что-то сказал, чтобы ее рассмешить. Она засмеялась, красивый парень – нет, он только поднял брови и задумчиво огляделся, словно вдруг почувствовал непонятный запах. «Это твои глаза, – сказала та девушка на следующий день, когда мы лежали на кровати в ее девичьей комнатке. – Как ты вчера на меня смотрел. А теперь опять!» На осенних каникулах Лаура сказала мне что-то подобное. «Я совсем слабею изнутри, если слишком долго смотрю тебе в глаза. Ты ничего не скрываешь. Все в точности видно, что ты думаешь. Какой ты». Согласен, не все девушки таяли, когда я смотрел на них чересчур долгим взглядом; так или иначе, а я был не самого ходового типа, я знал границы своих возможностей, но девушки должны были понимать, что сами выбирают смерть от скуки рядом с фотомоделями.