Илья Бушмин: Смерть в кармане

Гущин и Богданов выбрались из поезда в последний момент. Толкнув младшего напарника локтем в бок, Богданов шепотом скомандовал:

— Марафетим.

Сам он первым стянул с себя толстовку и повязал ее на поясе, а на голову нахлобучил бейсболку. Гущин нацепил на нос солнцезащитные очки и накинул на плечи ветровку. Теперь можно поработать по Кадыку еще несколько станций.

Когда выслеживаешь карманника, маскировка — едва ли не половина успеха. Нужно менять не только внешность, но и образ. Только что ты был задумчивым мужичком средних лет, устало изучающим газету — а теперь преображаешься в молодящегося типа, слушающего музыку в наушниках и жующего жвачку. Именно образ отпечатывается в глазах и памяти других. Карманников, всегда проверяющихся на предмет полицейского хвоста, это касается в первую очередь.

Снова противоположный край платформы, за которой в тоннеле уже грохотал приближающийся поезд. Один из людей на платформе привлек внимание Кадыка. И было отчего — кошелек торчал у него прямо из заднего кармана просторных мятых джинсов. Кадык направился за будущей жертвой прямо в двери вагона.

— Простите, — натыкаясь на кого-то, буркнул Гущин и протиснулся в двери за Кадыком. Спины других вошедших загораживали объект слежки, и Гущин осторожно тянул шею то влево, то вправо, стараясь разглядеть вора.

— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Проспект Вернадского»…

Закрывающиеся двери громко щелкнули, когда кто-то с трудом протиснулся в них. Гущин машинально обернулся — и увидел Кадыка. Тот стоял в метре от Гущина, на платформе, и смотрел прямо на него. В то же мгновение поезд тронулся.

— Твою же мать, — не выдержав, чертыхнулся Гущин.

Богданов тоже оказался в плену уносящегося в тоннель поезда метро. Последнее, что он разглядел между мелькавших на платформе колонн — силуэт Кадыка, который быстрым шагом двигался к выходу на поверхность.

— Срисовал он нас, — уверенно заявил Богданов. — Не просто почувствовал, а срисовал. Только где именно, не знаю. Не жались ведь к нему вроде. Где умудрился срисовать, ума не приложу.

Вечером они сидели в любимом баре и пили пиво, провожая очередной пролетевший рабочий день. С ними был и Курилин, 40-летний опер из их же отделения, которого месяц назад перевели в общий отдел. Собственно, на его место и назначили новичка Гущина.

— Раз на раз не приходится, ты же знаешь, — пожал плечами Курилин, утешая приятеля. — Бывают и пустые дни, как же без них. А ты, Антоха, молодец, — повернулся он к Гущину. — Вон, Витек говорит, что все схватываешь на лету.

— Правильно, — промычал Богданов, вливая в себя залпом одну третью часть пива.

— А это дорогого стоит, парень. Тут ведь у нас как. Не тупая физическая сила в нашем ремесле нужна. Когда-то — вон, Витек не даст соврать — щипачи были элитой криминального мира. Тут нужны и ловкие пальцы, и зверская интуиция, и находчивость. А артистизм. Ага-ага! Хороший карманник — это чувак от бога. Хороший карманник — всегда отличный актер. Правильно я говорю, Витек?

— В натуре, — промычал Богданов и влил в себя залпом вторую треть.

— Вот. А значит, что? Значит, и мы не должны им уступать. Когда наш отдел, антищипачей, только создали, у нас конкурс был — ого-го! Одного из восьмерых только брали, остальных отсеивали. А уж карманники в метро — это вообще отдельная тема. Правильно я говорю?

Богданов проглотил оставшуюся треть кружки.

— Эй, Антоха, сгоняй еще за пивом, а?

Гущин был только рад. Не потому, что любил быть на побегушках у «дедов». А потому, что за стойкой сейчас возилась, что-то ища на полке, официантка по имени Оля. Ее имя Гущин знал благодаря бейджику. Стройная, в обтягивающей черной футболке, подчеркивающей грудь девушки, Оля уже пару недель не давала Гущину покоя.

— Привет, — он постарался улыбнуться девушке как можно более очаровательно и беззаботно. — Можно нам еще по кружке?

Оля нахмурилась:

— Две или три?

— Вот тому старому хрычу лучше уже не наливать, но поди, убеди его в этом! — Оля на шутку не отреагировала. Гущин мысленно чертыхнулся. — Три. Ну и еще орешков каких-нибудь, хорошо?

— Каких-нибудь — это каких?

— На ваш вкус, Оля, — Гущин снова просиял. — Я вам доверяю.

Оля кивнула, улыбнувшись в ответ. Начало положено, обрадовался Гущин.

Когда он вернулся за столик, уже прилично подвыпившие Богданов и Курилин ударились в пьяные рассуждения.

— Люди всегда боятся других людей, — язык Богданова чуть заплетался. — Это у нас в подкорке, с первобытных времен. А уж в местах большого скопления людей тем более. А метро — это втройне стресс. И потому, что душегубка, куда все забиваются, как кильки в банке. И потому, что такое это место, откуда так просто не выйдешь. Ну и плюс шум… Сто децибел, нехило, а? А в итоге мы имеем что? В итоге мы имеем инструмент разрушения психики людей.