Кир Булычев - Выстрел купидона

— Значит, уехали? — спросила Зоя Платоновна. — Но куда, когда?..

— Знаю! Как же не знать. Он ко мне с паспортами пришел. Я как раз закрываться хотела, домой спешила, осенью это было, дай бог памяти, думаю, что в сорок восьмом. Как раз реформа где-то рядом была. Вот, говорит, уезжаем на юг, в теплые края, надо, говорит, для моей Верочки теплый воздух, а то у нее легкие слабые. Как сейчас помню — странно это было.

— Что странно? — спросила Зоя Платоновна.

— Я бы и не запомнила. Даже с моей памятью. Мало ли кто уезжает и приезжает — у нас десять домов, а сейчас и еще больше. И прожили они не то чтобы долго. Года два-три, не больше. Я ее замечала за красоту, а его и не замечала, а когда с паспортами пришел выписываться, я вгляделась, потому что странно мне стало, чего такой колобок такую кралю охмурил.

— Вот я ей и говорила, — вставила бабушка Люба, — чего ты в нем нашла? А она мне: убежала бы, да не пускает. Он меня живой не выпустит.

— А впечатления не производил, — ответила тетя Соня. — Впечатление производил мирное, бухгалтерское, у нас такой бухгалтер раньше был, Иван Иванович, не помнишь, Зоя? Да нет, куда тебе — ты у нас только шестой год живешь. Но я тогда к нему пригляделась — думаю, вот бывает любовь, воистину, что козла полюбишь. И вроде он не так чтобы богатый или жулик. Не производил впечатления.

— Нет, не производил, — сказала бабушка Люба. — Но по сравнению с нашей жизнью очень даже не бедный. Я когда рассказывала, некоторые Верке очень завидовали.

— Я бы не завидовала…

— Так что же вам странным показалось? — спросила снова Зоя Платоновна.

— Еще бы не странное — кто же из Москвы добровольно в сорок восьмом уезжал — квартиру отдавал, все бросал и уезжал?

— Так он не поменялся?

— Нет, сказал мне, что уезжает климат искать для своей супруги. Там, говорит, найдет, что купить. Дачу, говорит, продал. Дача у него была, понимаешь? Под Москвой. Продал он ее, а квартиру просто отдал. Выписался и пошел куда глаза глядят.

— А ее вы не видали? — спросила Зоя Платоновна.

— Ее не видала. Может, она раньше уехала. Он — как вещи на машину загрузил, ночью грузился, немного вещей было, я что-то у окна стояла, воздухом дышала, вот и увидала.

Зоя Платоновна подумала, что стояла тетя Соня у окна не случайно. Ее и тогда грызло любопытство.

— Он один уезжал?

— Говорю же, наверное, она раньше его уехала. А может, он мне сам так сказал, что она раньше уехала, не помню я…

— И не сказал, в какой город? Ведь если вещи вывозил в машине, вернее всего уже знал, куда едет.

— Может, и сказал… может, и сказал.

Но тетя Соня не вспомнила, в какой город уехали Спесивцевы.

Когда они с бабушкой Любой вернулись домой, Зоя Платоновна хотела было продолжать поиски — она любила сам процесс поисков, будь то забытая цитата или старинное преступление, вычитанное у историка Соловьева, она любила ясность, а ясность подразумевает результат поисков.

Но бабушка Люба вдруг скисла.

— Нет ее, — сказала она твердо. — Сердце мое уверено, что нету. Умерла. Или он ее загубил, или сама умерла. Только никогда у нее не было такого со здоровьем, чтобы на юг уехать. Неужели за год, как я ее не видела… бывает?

— Бывает, — возразила Зоя Платоновна. — Все-таки мы можем обратиться в милицию, там же есть бюро по розыску.

— Нет, — сказала бабушка Люба твердо. — Если она живая, то должна мне написать — я-то свой адрес не меняла. Не написала, значит, нет ее. Или не хочет. Так что я домой поехала. Спасибо за все, Зоя, буду ждать. Приедешь? У нас молочко хорошее, как сливки. Грибочки, земляника… Хотя в остальном, после всяких поганых реформ, у нас уже нет прежней сытости.

И бабушка Люба уехала, оставив Зою Платоновну в неприятном ощущении недоделанного дела, повисшей тайны, которая, может, и не тайна вовсе.

А дня через два встретилась на улице тетя Соня и сказала:

— В Ялту они уехали. Так он и сказал, в Ялту. Только, может, соврал.

— Спасибо, — сказала Зоя Платоновна. — А та бабушка уже уехала.

— Ты ей напиши.

Зоя Платоновна написала, но ответа не получила.

В Ялте Зоя Платоновна оказалась следующей весной, в конце апреля. Не хотела ехать, была занята, да и какое ей дело до того, что редактору понадобились позарез фотографии с новыми крымскими видами — землянками аборигенов, сдавших на лето квартиры приезжим, а заодно и с видами коттеджей новых вельмож «Незалежной»? Нет, уговорили, воспользовались добротой и податливостью. И ее собственным желанием еще разок поглядеть, как цветут глицинии на крутых улочках, как утренние прохладные облака сползают с Ай-Петри, ее воспоминанием молодости о горячем шепоте, который доносится со скамеек под платанами.