Мария Спасская - Мистическое кольцо символистов [litres]

– И что в этом плохого?

– Напротив, ее самоотверженность похвальна. Но я не об этом. Взгляните. Это распечатки с видеокамер в больницах.

Из папки Карлинский извлек стопку снимков и протянул сенатору. Дубровский раздраженно сдернул со стула шелковый халат, накинул на оплывшие плечи и сел, широко расставив столбы ног. Небрежно взял протянутые карточки и принялся нехотя рассматривать. После второй фотографии лицо его из равнодушного сделалось внимательным, затем – серьезным и, наконец, сердитым.

– Резиновый ежик в руках больных детей – тот же самый? Которым играет мой Вовик во время энергетических сеансов?

– Вы же сами видите, Андрей Владимирович, – откликнулся Карлинский. – Ангелина Цатурян приходит в ваш дом после посещений детских больниц и во время сеансов энергетической чистки дает вашему сыну ту же игрушку, какой развлекает во время своих благотворительных визитов заразных детишек. Я думаю, что причина нездоровья Вовика кроется в умышленно инфицированном ежике, а отнюдь не в злочинных кознях вашего старшего сына, как уверяет вас Цатурян. В ее интересах держать вас в страхе за жизнь малыша, что она с успехом и делает.

– Спасибо за информацию, – побагровев, тихо проговорил сенатор. Он долго молчал и сопел, затем произнес: – Давайте сделаем так. Будем считать, что вы ко мне не приходили и ничего не рассказывали.

– Как скажете, Андрей Владимирович, – поднялся со стула Карлинский. И, обернувшись к следователю, уточнил: – Виктор Максимович, мы же не виделись с господином сенатором?

– Не понимаю, доктор Карлинский, о ком вы говорите, – удивился следователь Цой.

Они вышли из кабинета, и, закрывая дверь, услышали голос Дубровского, говорившего в смартфон:

– Рахмет? Рад слышать. Работка есть. Нет, не как обычно, а по удвоенному тарифу. Цатурян Ангелина Викторовна. Очень рассчитываю, что решишь в течение пары дней…

Выйдя на Нижнюю Масловку, доктор самодовольно улыбнулся и хлопнул Вика по плечу.

– Вот так-то, Витюша. Поистине информация, поданная в нужное время нужным людям, творит чудеса. Рабочий день в самом разгаре, еще трудиться и трудиться на благо любимой страны. Подкинуть тебя в прокуратуру?

Андрея Белого провожали в Женеву коллеги по цеху – Брюсов и новая пассия мэтра Аделина Адалис. Одесская поэтесса, получившая боевое крещение в поэтическом кружке «Зеленая лампа», приехала покорять Москву, и сразу же была выхвачена из толпы начинающих поэтесс наметанным глазом мэтра. Мимо красивых и талантливых женщин Брюсов не проходил никогда, а Аделина была именно такой. Она обладала внешностью древней египтянки и характером сорванца с одесского привоза. При помощи любовника Адалис крепко стояла на ногах – заведовала литературной секцией подотдела ОХОбра, преподавала в возглавляемом Брюсовым Литературно-художественном институте, руководила Первой государственной профессионально-технической школой поэтики.

Брюсов же постарел, обрюзг, вступил в партию и уже не производил впечатления черного мага. Было даже странно представить, что когда-то Валерий Яковлевич имел столь сильное влияние на Белого, что тот мечтал сбежать, исчезнуть, раствориться, только бы не встречаться с Брюсовым. Сбегая от Брюсова, Андрей Белый отправился в путешествие, закончившееся первым посещением Дорнаха. Теперь поэт снова отправлялся в Швейцарию к Рудольфу Штайнеру на постройку Гетеанума. На этот раз Борис Бугаев ни от кого не бежал. Остались в прошлом окончательно запутавшиеся отношения с Блоками, неизвестно куда пропавшая Минцлова, черный колдун Брюсов. Все заслонила собой Ася.

Начинающая художница позвонила к нему на квартиру и предложила позировать для портрета. Белый согласился сразу и на ее условиях – он уже раньше встречал ангелоподобную племянницу оперной певицы Марии Олениной-Д`Альгейм и был немного влюблен. Белый называл ее Королевна, и уверял, что от Аси распространяется атмосфера весны и розового куста. Каждое утро, оставив все дела, он приходил позировать. Ася писала первые десять минут, а затем, забросив кисти, забиралась с ногами на диван и они принимались беседовать. В основном говорила Ася. Рассказывала о том, что скоро она должна будет снова отправиться на учебу в Брюссель, и учитель – по-средневековому строгий старик Данс, – буквально держит ее в плену. Запирает, как в монастыре, и не разрешает отлучаться из дому больше чем на полчаса.