Николай Леонов - Откройте, я ваша смерть

– Ну что? – Крячко взялся за трубку телефона. – Поговорим теперь с нашим агрессивным другом Пичагиным?

Задержанного привел высокий крепкий сержант. Он снял с него наручники и выжидающе посмотрел на полковников. Гуров отпустил сержанта и стал рассматривать Пичагина. Тот сразу набычился, стиснул зубы и почти прошипел:

– Че зыришь, давно не видел?

– Не груби, Пичагин, – спокойно проговорил Лев. – Нам с тобой еще очень долго общаться, поэтому лучше не ссориться заранее. Кто знает, может, ты захочешь срок себе скостить, а помочь и некому. Слышал про такое: «сотрудничать со следствием»? Полезная вещь, между прочим.

– Не надо, начальник, – усмехнулся Пичагин. – Тут дело совсем другое. Ты своих защищаешь и защищать будешь. Тебе государство зарплату за это платит. А в ваших рядах есть такие, кого давить надо без жалости. Про вас не скажу, я вас не знаю.

– Давай познакомимся. Полковник Гуров. Лев Иванович. А это мой напарник полковник Крячко.

– Гуров? – Уголовник поднял глаза и посмотрел на собеседника. – Слыхал. Пацаны терли про тебя что-то такое. В авторитете ты, говорят, среди своих, опер-«важняк». Да и блатные тебя, говорят, уважают.

– За что это они меня уважают?

– За честность, – прямо ответил Пичагин.

– Ну, уважают, и ладно. Давай-ка и мы с тобой тоже будем честно разговаривать, Александр Борисович. Мы с Крячко по-честному, и ты по-честному. Доверяешь?

– А вы моему слову поверите?

– А мне про тебя блатные не говорили, что тебе можно верить, – усмехнулся Лев. – Тебе про меня говорили, а мне про тебя нет.

Пичагин покачал головой, задумчиво покусал губу, потом снова поднял глаза на оперативников.

– А, ладно, давайте в сознанку. Мне скрывать нечего. Я знаю, за что на нары иду.

– Еще бы, – хмыкнул Стас. – Я же тебя с поличным взял. При свидетелях. Попытка убийства и причинение тяжких телесных при сопротивлении работнику полиции, исполняющему свои служебные обязанности. Это в любом раскладе даст тебе «строгий» срок. А тут еще пацаны тебя сдали.

– Сдали, значит. – Пичагин нехорошо оскалился. – Ладно, че от них ждать было? Молокососы!

Уголовник рассказывал обстоятельно, но очень эмоционально. Беспредел, о котором всегда друг другу рассказывают «сидельцы» в зоне, – любимая тема. Но в основном она касается ворующих чиновников в районной администрации, продажных ментов в районном отделении. Никто в большую политику не лез, да мало кто и понимал, о чем там можно говорить и что обсуждать. Образование не то у осужденных. Редкий гость там оказывается с высшим образованием, да и тот сидит за экономические преступления и общается с другим контингентом.

Но Пичагин думал о других. Дошла до него история нескольких человек, кто очень грешил и из-за которых конкретные люди пострадали, смерть приняли. И так это заело Пичагина, что ринулся он мстить и карать. Откуда узнал историю ужасных преступлений, совершенных еще в молодости и зрелом возрасте Колотовым, Буруновым, Борисовским и профессором Витте? Подбросил один умирающий от туберкулеза заключенный. Он и сам когда-то пострадал. Вот вроде как завещал благое дело довести до конца. Крячко записал данные на больного уголовника, годы отсидки, год «смерти» и номер колонии.

А потом у Пичагина началась ломка, и пришлось вызывать «Скорую». Обхватив себя руками, он начал кричать о том, что мразь такую надо уничтожать. И пусть мучаются, и мрут, и не мешают жить остальным. Он нес полную околесицу. Теперь стало понятно, что до этого Пичагин просто повторял чьи-то заумные слова, которые хорошо засели в его память, а когда его стало ломать, тут эмоции и злоба заставили сорваться и показать свое истинное лицо.

Вернувшись в управление, сыщики отправились в кабинет Орлова. Начальник был на месте, массировал себе череп ладонью, разговаривая с кем-то по телефону. У него опять поднялось давление, на столе лежали таблетки, которые он никак не мог выпить, продолжая кого-то ругать. Видимо, из регионов.

– Ох, поувольняю я завтра кое-кого, – зло бросил генерал, кладя в рот таблетки и запивая их из стакана. – Ну, что у вас? Чем закончились допросы?

– Ребятишки сознались, – ответил Гуров, прикрывая рукой рот и с трудом сдерживая зевоту. – Они знали, что стариков убьют. Точнее, сделают так, что они умрут. Мстили они за какие-то преступления, якобы совершенные этими людьми в прошлом. И, по их мнению, жить таким людям на земле не стоит. Максимализм и игра в робингудов. О сокровищах представления не имели, Пичагин клянется, что тоже ничего не знал. Только месть, только искоренение зла. Хотя по Пичагину клиника Кащенко плачет.