Виктор Кустов - По метеоусловиям Таймыра [сборник litres]

В прорабской стояла тишина. Ленивое тепло обволокло Кузьмина белым облаком. За столом, склонившись над шахматной доской, сидели прораб Матюшин и Туров.

– В чём дело? – с порога спросил Кузьмин. – Где люди?

– Отдыхают. – Туров переставил ладью. – Отпустили людей, актировка.

– Кто разрешил?

– Я разрешил, – поднялся Матюшин. – С утра пришли бригадиры, я их отпустил. Ведь метёт же, не видно ничего…

– Вы?.. Вы не прораб, ваше место в бригаде.

– Геннадий Макарович. – Туров неторопливо принялся расставлять фигуры. – Отойдите в сторону, слоник у вас под ногами…

– Какой слоник?! Да вы что тут?.. – Кузьмин растерялся. – Кто перед вами?!

– Вижу, что вы. – Туров продолжал расставлять фигуры. – Может, присядете, спокойно во всём разберёмся.

– В чём? В вашем самоуправстве? – Губы Кузьмина подрагивали, но он сдержал себя и, круто повернувшись, вышел из прорабской.

Он шёл по дороге, не замечая встречных машин, не слыша шума едущего позади «уазика», шёл, подставляя лицо колючему снегу и не чувствуя его уколов. Только сейчас он понял, как устал за последние дни, и только сейчас задумался, почему не находит поддержки Турова, о котором Солонецкий сказал, знакомя их, как о своём желаемом заместителе. Тогда Туров повторил, специально для главного инженера, неоднократно говоренное:

– Ты знаешь, Юрий Иванович, как я отношусь к этому. Философски. А философия пусть примитивная, но своя: лучше быть маленьким начальником, но первым, чем большим, но вторым.

– Ох, прибедняешься, – усмехнулся тогда Солонецкий, а потом рассказал Кузьмину о Турове.

Четвёртую стройку начинал тот с нуля и всегда приходил с первым десантом. Был бригадиром десантников, потом мастером, начальником участка, а вот сюда уже высаживался начальником управления строительства. И пока Солонецкий зачищал огрехи предыдущей стройки, посёлок на новом месте строил Туров.

– Подозреваю, привык он быть хозяином, – хитро прищурившись, сказал тогда Солонецкий. – Не любит за чужие просчёты отвечать…

…На верху серпантина шофёр нагнал Кузьмина, открыл дверцу.

– Геннадий Макарович, садитесь, а то сзади машины задерживаем. Дорога узкая, не объедут.

Кузьмин сел в кабину.

Привык хозяином быть, подумал о Турове.

Солонецкий тоже считает себя хозяином. Но ни он, ни Туров не думают о том, какие они хозяева – хорошие или плохие…

Но сможет ли он один осуществить задуманное? Как бы ни хороша была идея, как ни велик замысел, без поддержки людей всё: идея, замысел, будущее воплощение могут умереть, так и не родившись.

– Останови.

Шофер бросил недовольный взгляд, но свернул к обочине.

Кузьмин шагнул в пургу.

Утопая в снегу, побрёл по обочине назад к обрывистому берегу, с которого в ясную погоду хорошо был виден котлован. Сейчас на том месте, где он должен был быть, мутнели пятна прожекторов.

«Почему я один?» – думал он.

Перебирая имена, он выбрасывал тех, кого ненавидел, но почему-то запомнил тех, кого не считал что-либо значащим и, наконец, опять вернулся к Солонецкому и Турову. Они должны были его поддержать, должны. Ведь они, как и Кузьмин, хотели одного: чтобы стройка жила, чтобы она набирала силы. Чтобы здесь, среди тундры, остался после них живой, дышащий, тёплый посёлок и – главное – ГЭС.

Он смотрел вниз, туда, где остался Туров, к которому надо было бы пойти, поговорить, убедить, сделать своим единомышленником… Но пойти он не мог.

А Гриневский?

Нет, для того главное – деньги. Только ради щедрой оплаты он не вылезает из туннеля…

Божко. Вот кто бескорыстен, кто похож на него самого.

Кузьмин засмеялся, почувствовав облегчение: их двое, а это уже немало…

– Едем, – решительно сказал шоферу, садясь в машину.

…В этот вечер он не стал задерживаться в кабинете, впервые за последние дни пришёл домой, как все люди. Вместе с ними он толкался в магазине, охотно кивая знакомым, покупал продукты и чувствовал себя частицей большой силы.

Не раздеваясь, выложил покупки на столик в прихожей, позвонил в ресторан, попросил пригласить к телефону Валентину. Пьяный женский голос долго допытывался, кто звонит и зачем такому приятному баритону какая-то Валентина, пусть он скажет адрес – и придёт она, он нисколько не разочаруется. И даже наоборот…

– Прекратите, – оборвал он. – С вами говорит начальник строительства.

И голос увял, стал извиняться, многословно объясняя, что его перепутали с другим человеком.

«Прости меня», – повторял он про себя первую фразу, которую скажет Валентине. «Прости и пойми».