– Стандартное начало…
– Да нет, пожалуй, это уже середина, – задумчиво произнёс Туров, и Солонецкий его понял.
– Главное, не эндшпиль, есть шанс…
– Мне тоже кажется, что Ладов подлец не до конца.
– Это ты сильно. – Солонецкий поморщился. – Ты его не знаешь. Я сам виноват, хитрить что-то разонравилось. Перетрудился.
– Тебе бы действительно отдохнуть…
– Несомненно отдохнуть, и без разговоров, – входя строгим голосом сказала Полина Львовна. – Каюсь, написала я Иришке письмо, Юра, написала.
– И что же она советует?
– Недавно написала, не дошло ещё. Но ты послушай женщину, слетай-ка сам. Слетай, от этого гордости не убудет.
– Послушай женщину и сделай наоборот…
– Она права, – вступился Туров. – На этот раз женщина права.
– Как всегда. – Полина Львовна многозначительно посмотрела на мужа. – А теперь шахматы свои в сторону и за стол…
…После ужина мальчишки натащили книжек, заставили Солонецкого читать. Прижавшись к нему с двух сторон, они не дыша слушали сказки, и Солонецкий читал, пока не охрип.
– Всё, спать! – хлопнула в ладоши Галина. – Совсем деда Юру замучили, видите, голос из-за вас потерял.
Галина воевала с сыновьями, Туров смотрел телевизор, а Полина Львовна присела рядом с Солонецким.
– Слушай, Юр, возьми обратно на работу, выматываюсь дома.
– Не пойдёшь.
– Пожаловаться хочет, – не оборачиваясь, сказал Туров. – Не обращай внимания.
– Что значит «не обращай»? Да вы, мужики, как в раю живёте, а тут от кастрюль в глазах летающие тарелки мелькают… Ну как, надумал слетать? – спросила она.
– Пока не могу.
– Работа?
– Работа.
– Уважительная причина?.. Вот и он, – кивнула на Турова, – комплименты не мне, а какому-то Киселёву говорит.
– Хороший бригадир, – повернулся Туров.
– Все вы такие. – Полина Львовна вздохнула. – Но нас-то, баб, хоть иногда замечайте, мы ведь от этого красивее становимся. И добрее…
…Домой Солонецкий вернулся поздно. И у Туровых – с той самой минуты, как Полина Львовна посоветовала лететь к жене, и дома он никак не мог избавиться от острого желания увидеть Ирину, Танюшу. Он тосковал об уже забытом ощущении крепости своего дома, в котором отступали все невзгоды, трудности уже не казались трудностями, неприятности забывались и жизнь становилась полной и радостной. Но не был уверен до конца, что последует совету Полины Львовны…
В октябре наступила настоящая зима.
Последнее время Солонецкий физически ощущал, какие они долгие, холодные и тёмные, эти заполярные зимы. Дома он теперь старался бывать меньше, с утра до вечера колесил по стройке и приходил только ночевать.
Прошло две недели после отъезда Ладова, но никаких известий из главка не приходило. А их с нетерпением ждали многие. Солонецкий с мрачной убеждённостью в грядущих неприятностях. Костюков и Сорокин – с нетерпением.
Ждал их и Кузьмин. Но ждал лишь потому, что начальник строительства обещал, когда прояснится обстановка, назначить Божко начальником управления механизации.
– Боюсь, что со многими придётся проститься, – вскользь поделился он своими опасениями. – Так что подождём…
В четверг Солонецкий позвонил в главк, по своим каналам пытаясь выяснить, что и как. Ему ответили, что Ладов, вернувшись из командировки, попал в больницу: подхватил воспаление лёгких.
Солонецкий перезвонил вечером на квартиру Ладова, подбодрил Нину. Говорил о пустяках, каждую минуту ожидая услышать намёк на то, что грозит ему и стройке, но, судя по всему, та ничего не знала.
…В конце октября морозным утром за ним заехал Кузьмин. С вечера уговора не было, и Солонецкий насторожился, но главный инженер, горя красным от мороза лицом, торопливо сказал:
– Хочу вас свозить на экскурсию.
– Не люблю я экскурсий, – буркнул Солонецкий, одеваясь.
Сидя рядом с шофёром и поглядывая в зеркальце на недовольное лицо начальника строительства, Кузьмин раздумывал, сказать тому, куда они едут, или нет, и уже собрался было раскрыть секрет, но Солонецкий опередил:
– Ладно, не говори, сам всё увижу.
На развилке машина свернула к туннелю. Нырнула в чёрную дыру – и в лучах фар заблестела инеем скала. Солонецкий молчал, внешне не проявляя никакого интереса, но внутренне подобравшись. Вот уже полмесяца скалу долбили дедовским способом, клиньями: жила рыхлого известняка прорезала твёрдую породу и геологи не разрешали взрывать, опасаясь, что та выходит на поверхность под зданием будущей станции. Давно уже Гриневский сидел на планёрках молча, спрятавшись в дальний угол.
Читать дальше