Дарья Кожевникова - Ночь падших ангелов

Ее брови дрогнули, потом она посмотрела ему в глаза. И побледнела, прочитав все по ним без слов. Ничего не говоря, она отвела от Романа взгляд, вскочила и повернулась к своей торбе.

— Лана! — почти крикнул он, поняв, что она собирается просто уйти. Пока еще мог, ухватил ее за длинный рукав безликой и уродливой кофты.

— Что? — она так и застыла к нему спиной, не пытаясь вырваться, лишь тяжело дыша. — Ты ведь теперь все знаешь? То есть нам не о чем больше с тобой говорить.

— Есть о чем! — Ну что за дурак он был, когда пытался заранее спланировать их разговор! Это было, как свои действия на пожаре планировать, совершенно не зная, куда в следующий миг метнется бушующее пламя. Нет, такие разговоры ведутся только стихийно. И говорить нужно не разумом, а исключительно душой! — Да, я все узнал! Но мы ведь с тобой можем все изменить! Прямо здесь и сейчас! Для этого много не требуется! Просто брось тут эти свои брошюры, и пойдем со мной. Ко мне домой. Мои брат с сестрой тебя примут, это даже не обсуждается. И ты все забудешь, как страшный сон. Клянусь тебе, что даже пальцем тебя не трону, если ты сама этого не захочешь! И никогда в жизни тебя твоим прошлым не упрекну. Малыш, я никому тебя в обиду не дам! И не заставлю тебя пожалеть о сделанном выборе!

— Нет! — Когда он попытался ее обнять, она рыбкой извернулась в его руках, уперлась обеими ладошками ему в грудь. При этом проклятая трость выскользнула из пальцев Романа и полетела на землю. — Никогда! Это невозможно!

— Но почему? Почему?! Что тебя держит в этой секте? Как ты им вообще позволила втоптать тебя в эту грязь? Лана, одумайся!

— Нет! — Она все-таки вывернулась и отскочила от него на пару шагов, судорожно сжимая свою дурацкую торбу, которую успела-таки ухватить со скамейки. Теперь она вся дрожала, и ее голос прерывался всхлипами: — Никто меня никуда не втаптывал. Я просто живу там, где должна! Ты же ничего обо мне не знаешь. Но это моя кара, это моя расплата за совершенный грех! Я должна через все это пройти! Да, я падшая, я сама это знаю! Я служу нашей общине, где и как могу, словом и телом! И никто, даже я сама, не может знать, сколько светлых искр веры занесла я в души людей в самый момент своего и их грехопадения. Тогда, когда человек подсознательно стремится покаяться и наиболее восприимчив к Слову Божьему. А потом я расплачиваюсь за это, осознавая, кто я есть. Но это мой крест, я все это заслужила.

— Да чушь это все! Ланка, ну что ты такого могла сотворить, чтобы так потом за это казниться?! Ведь я же вижу, что ты собой представляешь на самом деле! Я всем нутром тебя, дуреху, чувствую! Сам бы не подумал, что такое бывает, а вот! И я уверен, что ты не способна на зло! Не на такое, за какое ты себя тут караешь!

Она содрогнулась, слушая его. Отступила на шаг назад, еще на один.

— Не уходи! — взмолился он.

Но она развернулась и побежала прочь. Ромка рванулся было за ней, но почти сразу был вынужден остановиться. Да и все равно бы не догнал. А тут еще и трость, что валялась сейчас на земле. Без нее он свободно мог разве что передвигаться по квартире с ее ровным полом, но не по городу. Нагнуться же за ней было невозможно. Потому что если он такое и проделывал, то как раз опираясь при этом на трость. Оставалось только стоять и, до боли сжав кулаки, беспомощно смотреть вслед убегающей Ланочке. Плачущей — он видел, как она то и дело вытирает на бегу слезы свободной рукой. Видел это до тех пор, пока она не скрылась за высокими туями, заслоняющими ведущий от набережной тротуар. Потом сделал два шага до скамейки и тяжело опустился на нее, ненавидя себя и свою инвалидность и чуть ли не все на свете заодно.

В ярости припечатал к жесткому сиденью кулаки. И еще, и еще. Разбил в кровь костяшки пальцев, но зато боль немного его отрезвила. Заставила собраться, заново осознав окружающий мир с его солнцем, длинной хвоей пицундских сосен и порхающими птичками и с жизнерадостным шумом людей поблизости, на морском берегу. Дурацкий мир, в котором по неведомой причине Лана, нежная и чистая душой — он просто не мог ошибаться в этом! — добровольно позволила сделать себя сексуальной рабыней. А он даже не сумел у нее выяснить, почему она на это пошла. Но точно не потому, что ей хотелось так жить!

Напротив, все говорило Ромке о том, что эта девчушка с ее трогательной беззащитностью попала в беду. С тем, чтобы рано или поздно сгинуть в этой секте навек, как отслуживший свое расходный материал. Если только однажды не найдется кто-то, кто окажется способен ей помочь.