Ольга Баскова - Брегет хозяина Одессы

Разумеется, он прекрасно знал, что родного города ему не видать как своих ушей. Но снова почувствовать себя свободным, как когда-то, пусть и ненадолго, – разве это не здорово? Митька изучал каждое дерево за окном, каждое поле, каждую речонку, каждую пожухлую травинку. Когда поезд резко затормозил, он дернулся и прошептал:

– Все кончено, – быстро сунул руку в холщовый мешок, достал буханку черного мягкого хлеба и, отрывая корочку, принялся прятать в мякише дорогую ему вещь – золотые часы, подаренные любимой женой. Они ни в коем случае не должны достаться большевикам!

Вскоре вагон наполнился криками, угрозами, топотом кирзовых сапог, через секунду на него смотрело узкое дуло винтовки, и молодой красноармеец, наверное его ровесник, крикнул так, что заложило уши:

– Выходи из поезда!

Король Одессы покорно исполнил приказание. Теперь его могло спасти только чудо… Но чудеса в жизни так редко бывают! Почему бы в таком случае еще раз, пусть последний, не испытать судьбу? Когда-то она была к нему очень даже благосклонна.

Спустившись, Митька увидел большой вооруженный отряд красноармейцев, отбиравших оружие у его людей. Его ровесник, не опуская винтовку, снова буркнул:

– Ты арестован!

Митька опустил голову, словно со всем соглашаясь, потом, улучив момент, когда красноармеец, не ожидавший от него дерзости, отвлекся, нагнулся и быстро побежал вдоль поезда. Краем глаза он видел, как за ним рванул один из его людей, но тут же упал, пытаясь зажать рану на груди. Китайчик ускорил бег, уворачиваясь от пуль, свистевших вдогонку, и, нырнув под товарняк, выскочил с другой стороны. Он увидел, что на небольшом холмике сидит бедно одетый мальчик лет десяти, по виду – беспризорник, и, размахнувшись, бросил ему буханку:

– Держи, шкет. И вспоминай Митьку-Китайчика!

Мальчик, сначала дернувшись от испуга, замотал головой, потом протянул руку за буханкой, упавшей между рельсами. Это все, что успел заметить Дмитрий Молдавский. Одна из пуль, щедро раздаваемых красноармейцами, настигла его, и он упал, уткнувшись побелевшим лицом в пропахшие маслом шпалы. Его преследователи издали радостные возгласы и подбежали к телу, не обращая на мальчишку никакого внимания. А тот, удивленный, осторожно доставал из буханки золотые часы. И, разумеется, никто не заметил, как какой-то мужчина, невесть откуда взявшийся, подбежал к ребенку, с силой толкнул его, вырвал часы из тонкой прозрачной ручки и в мгновение ока растворился между составами.

Вознесенск, 1965

Эмилия Ефимовна открыла старый кошелек из коричневого кожзама, который когда-то покойный муж подарил на день рождения (лучше бы деньги подарил), взглянула на его жалкое содержимое и сокрушенно вздохнула. Утром позвонила невестка и безапелляционным тоном заявила, что пришлет к ней внучку Галю на осенние каникулы. Стерва, как была, так и осталась, правильно сынуля ее бросил. Правда, и лучше не нашел, его меняющиеся любовницы – хабалки какие-то необразованные, работают черт знает кем, поговорить с ними не о чем. Да и внешне кошмар какой-то – сразу видно, что легкого поведения.

Одна даже к ней приезжала, коза облезлая, наверное, надеялась, что приглянется и мать заставит сына жениться. Как же, разбежалась! Даниил сам не ахти зарабатывает, матери помочь не может, она на грошовую пенсию перебивается. Впрочем, иногда он подкидывает рубликов пять, когда ему халтурка какая подвернется, скажем, коллега по институту зовет вагоны разгружать. В этом месяце ничего не подкинул, поэтому в кошелке жалкая десятка от пенсии осталась, завтра Нинка, внучка, приедет, хотелось бы ее чем-нибудь вкусненьким побаловать, да не один денек, а недельку, да вот на десятку-то не шибко разгуляешься. Само собой, придется на рынок ехать, а цены там кусаются. Эмилия Ефимовна поправила платок на голове, нахмурилась и тяжело поднялась с дивана. Придется опять идти к соседу, часовщику Моисею Григорьевичу Гольдбергу. У него – и это знали все в округе – всегда водились деньжата. Это и неудивительно. Во-первых, профессия прибыльная. Сейчас часы, что наручные, что настенные, в каждом доме. Для любого человека часовщик почти небожитель. Сломаются часы – он вскроет их при помощи специальной отвертки, заглянет внутрь и, натянув на лоб шлем с увеличительным стеклом, начнет колдовать над механизмом, ковыряя его какими-то причудливыми инструментами. Это надо же – знать, как работает каждая пружинка, каждое колесико. Такой труд, безусловно, заслуживал уважения и денег.