Фрауке Шойнеманн - Уинстон, берегись!

Святые сардины в масле, хоть один лучик света в этой кромешной тьме! Конечно, я ненавижу бывать у ветеринаров – но если выбора нет, то я согласен только на доктора Вильмес! Она и правда чудесно ко мне относится!

Но вместо того чтобы порадоваться вместе со мной, Анна бросила на Вернера очень странный, очень сердитый взгляд:

– А откуда у тебя домашний телефон доктора Вильмес?

– Да какая разница! – махнул рукой Вернер. – Он у меня есть, и все. И, как видишь, это очень кстати. Сейчас я ей позвоню.

Ну вот и все. Назад пути нет. Пробил мой последний час. И пробил он не дома, где я лежал бы на своем любимом диване, в уютном уголке, согретом лучами солнца, в кругу семьи, обступившей меня со словами прощания. Нет, он пробил прямо на холодном металлическом столе в ветеринарной клинике доктора Вильмес.

С другой стороны – пусть уж лучше моя короткая кошачья жизнь оборвется прямо сейчас, на полувздохе, чем претерпевать страдания дальше. Живот болит так сильно, что меня просто разрывает изнутри. Вернер Хагедорн, мой верный двуногий друг, едва заметив, что мне нехорошо и что я то и дело падаю, сразу же привез меня сюда. Теперь он стоит возле стола и успокаивающе гладит меня по голове. Но по его лицу видно, что он ужасно за меня беспокоится. И моя лучшая подруга Кира, которая всю дорогу сюда держала меня на руках и гладила, едва сдерживает слезы. Похоже, дела мои совсем плохи, мяу!

Когда врач попыталась ощупать мой живот, я из последних сил засучил лапами, стараясь вырваться, но быстро выбился из сил и безвольно поник на боку. Ветеринар воспользовалась этим и посветила мне в глаза фонариком, бормоча себе под нос что-то вроде «Ой» и «Охо-хо». Это меня не удивило. Я знал, что нахожусь между жизнью и смертью, причем к последней гораздо ближе.

– Господин профессор, – откашлявшись, наконец произнесла доктор Вильмес, и ее голос звучал при этом очень серьезно, – боюсь, что Уинстона отравили. Или он сам съел что-то, что опасно для кошек. Придется сейчас промыть ему желудок. Надеюсь, его еще удастся спасти.

По щекам Киры теперь и правда текли слезы, и Вернер тоже судорожно хватал ртом воздух.

Я был слишком слаб, чтобы как-то отреагировать. Если милостивому кошачьему богу угодно прибрать меня, так тому и быть. Кто бы мог подумать, что меня ждет столь бесславный конец! А ведь еще пару дней назад все было в полном порядке и я мирно лежал на нашем чудесном диване в доме 106а на Хохаллее в Гамбурге, а вокруг меня бушевал ежегодный хагедорновский семейный праздник. Знай я, что это мой последний праздник и последние деньки, я бы постарался насладиться ими в полной мере. А теперь, к сожалению, слишком поздно. Прощай, о дивный мир! Прощай и ты, Гамбург, жемчужина моего сердца!

– Я дам Уинстону немного успокоительного – так он почти ничего не заметит.

Кира широко распахнула глаза:

– Вы имеете в виду наркоз? Я слышала, что это очень опасно для кошек!

Милосердный кошачий боже! НЕТ! Теперь еще и это! Неужели в придачу ко всему меня еще и подвергнут опасным мучениям!

Мяв, мяв, мяяааааууууу!

Доктор Вильмес нежно погладила меня по голове:

– Не волнуйся, Уинстон! Это для тебя не опасно. Всего лишь небольшой укольчик – и во время процедуры ты практически ничего не почувствуешь. Обещаю: больно не будет!

Я попытался было еще раз приподнять голову, но уже не смог. Потом почувствовал небольшой укольчик, о котором только что говорила госпожа Вильмес, – и мир вокруг меня погрузился в густой туман.

Вокруг постепенно становилось все светлее и светлее. По правде говоря, стало даже как-то слишком уж светло. Прямо глаза слепило! Я что, уже попал на кошачьи небеса и сейчас предстану перед Творцом? Тут я на секунду задумался, чего в моей – безвременно оборвавшейся – жизни было больше: грехов или добрых поступков. Наверное, я был немного зазнайкой, но ведь по большому счету – славным малым, всегда готовым прийти на помощь ближнему, не так ли? Быть может, меня ждет награда – огромная порция гусиной печенки с петрушкой! При одной лишь мысли об этом у меня потекли слюнки. Или меня сейчас накажут и вышвырнут с кошачьих небес за шкирку?