Дмитрий Захаров: Идущие на смерть [litres]

– Чушь какая! – воскликнул Хорьков. – Как же вы его фиксируете?

– Мы подобрали физиологический раствор наподобие плаценты. Искусственно насыщаем его макрофагами, кислородом и питательными веществами. Эндометрии, столь богатые гликогеном, требуют поддержания стабильного атмосферного давления и температуры…

– Советую перейти на родной язык! – перебил ученого Хорьков.

– Проще говоря, транспортировка препарата на данном этапе нежелательна. Самолет исключен – в салоне пониженное давление. В поезде или на автомобиле не избежать вибрации, мы не можем знать наверняка, как это скажется на сыворотке.

Чиновник подозрительно покосился на Травкина:

– И что вы предлагаете?

– Я проведу еще серию тестов, возможно, следующий образец PL-14 окажется стабильнее предшественника.

Хорьков скользнул бесцветными рыбьими глазами по сверкающим стерильной чистотой никелированным шкафам. Ученый старался не дышать, благоговейно взирая на высокого гостя. Травкин был скорее похож на киноактера в малобюджетном американском фильме, чем на гения! Широченные плечи, густые черные волосы без намека на седину. Такому место на пляже, а не в скучной лаборатории! В классическом понимании московского чиновника настоящий ученый должен был выглядеть как замызганный сварливый старикашка с дрожащими пальцами и засаленными лацканами пиджака. Травкину было от силы сорок лет, а он уже являлся автором сенсационного препарата! Причем найденного дедовским методом в провинциальном институте города Ставрополя. Изыскание запросто тянет на Нобелевскую премию, но едва ли оно станет достоянием общественности. Нечто подобное уже пробовали совершить американцы. Истинно говорят, земля русская богата талантами! Москва с нетерпением ожидала первых образцов сыворотки.

– Ладно, – прервал паузу чиновник. – Что-нибудь придумаем.

Он протянул ладонь, Алексей Травкин пожал ее с великой осторожностью, рука Хорькова на ощупь напоминала остывшую сардельку и утонула в огромной лапе ученого.

Из окон вливался безудержно яркий солнечный свет. Травкин достал сигарету, щелкнул колесиком зажигалки. Выдохнул колечко дыма, внимательно проследил за растекающимся в пыльном воздухе голубым облачком. Неприятно зудела губа, он тронул пальцем подсыхающую «простуду» и громко выругался. Идея возникла неожиданно. Как озарение. Из соседней двери выскочила аспирантка Люда, недавняя выпускница университета. Она ворковала над толстой крольчихой. Молодые ученые окрестили животное Самантой. Жирная, неуклюжая крольчиха выжила в результате действия сыворотки и приобрела нетипичную для миролюбивых зверьков злобу. В настоящий момент Люда пыталась накормить непокорную крольчиху.

– Алексей Семенович! Что случилось?!

– Как чувствует себя Саманта?

– Очень агрессивная. Едва не откусила мне палец! – На щеках милой девушки заиграли чудесные ямочки.

– Может быть, уколоть ее транквилизатором?

– Еще не хватало! Предложите ей водки налить в мисочку. Вы хотели что-то спросить, шеф? – Девушка кокетливо поправила русый локон.

Как ему это сразу в голову не пришло?! Колечко дыма медленно растаяло, оставляя рваные клочья тумана.

– Немедленно возьмите пять миллиграммов опытного вещества и смешайте с образцами плазмы крови.

– Мы прививали вещество крысам, кроликам, почти все сдохли, только Саманта живет и еще две крысы. И где мне взять образцы крови?

– Черт побери! У меня возьмите!

Он быстро закатал рукав халата, обнажил мускулистое загорелое предплечье. Заразившись энтузиазмом шефа, Люда сорвала упаковку с одноразового шприца, выхватила из шкафчика пузатую склянку, в ноздри ударил ядреный запах спирта.

– Будет немного больно! – улыбнулась девушка.

– Колите! – прорычал ученый.

Тонкая игла впилась в вену, прозрачная колба наполнилась алой жидкостью. Крупицы сигаретного дыма рассеялись, не оставив следа, и только опальная взвесь кружилась в солнечных лучах.

Уборщица вынесла мусор через черный ход института. Это являлось нарушением мер секретности, все отработанное сырье надлежало запечатать в специальные емкости и сжигать. Но инструкции создаются для того, чтобы их нарушали. Женщина выбросила два черных полиэтиленовых мешка и, равнодушно оглядев залитый солнцем пустырь, захлопнула дверь. К отбросам тотчас устремился бродячий рыжий пес. Собака осторожно протянула к пакетам черный нос, едко запахло формалином, известью и еще чем-то гадким, несъедобным. Пес рванул зубами пакет, сквозь прореху высыпались одноразовые стаканчики, остатки еды, битое стекло и пластиковые шприцы со следами мутных пузырьков на колбах. Неприязненно косясь на шприцы, собака жадно лизнула засохшую мясную подливку. Громкие шаги заставили бродяжку зарычать, черная губа обнажила желтые клыки.