Энн Кливз - Ловушка для ворона [litres]

– Миранда. Достаточно театрально для Патрика, но не слишком вычурно.

Они уселись за кухонный стол пить чай. Бумаги Кристины были в большом ящике для документов. Там были блокноты со стенограммой, содержавшие краткий отчёт о каждой встрече группы, и фотографии регистрационных карт некоторых пациентов.

– Они нужны мне, потому что в блокнотах я часто использую только имена или инициалы и спустя столько времени не могу вспомнить данные каждого пациента. Но меня по-прежнему беспокоит конфиденциальность. Я пообещала каждой группе, что всё сказанное будет сохранено в тайне. – Она колебалась. – Смотрите, я бы хотела, чтобы вы сперва прочитали блокноты. Таким образом люди, о которых идёт речь, смогут остаться анонимами. Если что-то покажется вам особенно важным, мы можем обсудить, раскрывать ли данные человека, которого это касается.

– Не проще ли было бы просто дать мне список пациентов, посещавших ту же группу, что и Белла, и Эдмунд? Я бы увидела, есть ли знакомые мне имена.

Кристина снова замолкла, осторожно подбирая слова.

– Это может быть проще, но не думаю, что для вас это будет полезнее.

– Вы хотите сказать, что в этих блокнотах есть что-то, относящееся к делу?

– Я считаю, что вам стоит их прочесть.

И Вера начала читать. Белла и Эдмунд стояли у истоков первой группы. Кристина вела детальный отчёт о каждом сеансе. Беллу называли по имени, а Эдмунда – по инициалам. Было заметно, что поначалу Кристина была неудовлетворена работой группы. Она даже подумывала бросить всю затею. В каждой дискуссии особенно выделялся один пациент. Он постоянно говорил о своих деструктивных отношениях с матерью. Она окружала его гиперопекой и заболевала каждый раз, когда он собирался уйти от неё. Остальные пациенты были слишком вежливы или апатичны, чтобы заткнуть его. Веру удивило, что никто ему не врезал.

Лишь на третьем сеансе удалось достичь какого-то прогресса, когда пациента перебил Эдмунд. Кристина записала сказанное им дословно.

– Бога ради, ты считаешь, что ты единственный, у кого было дерьмовое детство? Ты что, ни разу не читал Ларкина?

И он продолжил сердито рассказывать о своей жизни в Холм-Парке, о матери, которая всегда была слишком поглощена светской жизнью и старшим сыном, чтобы уделять время ему, о бестолковых няньках, об ограничениях и скуке.

– Был только один человек, который заботился обо мне, и остальные обращались с ней как с дерьмом. Просто из-за того, что она не слишком умела читать и писать.

Нэнси Дикин, подумала Вера. И она заботилась о нём до конца.

Это спровоцировало общую дискуссию. Другие пациенты выступили с собственными сбивчивыми историями. Там были отголоски насилия и издевательств. Одна женщина выросла с уверенностью в том, что её мать была её сестрой. Отец другого бросился под поезд.

Очень радостно, подумала Вера. Она надеялась, что Кристине нравится её работа.

В записях не было никаких упоминаний о каком-либо участии Беллы до пятого сеанса. Потом, подталкиваемая подружившимся с ней Эдмундом, она рассказала историю смерти её отца. Всё как и ожидала Вера. Чарли всегда заставлял её чувствовать себя виноватой – ей удалось сбежать хотя бы ненадолго, завести друзей, найти работу, которая ей нравилась. И Артур Нобл ни разу её не ударил. Всё его разочарование вымещалось на мальчике. Когда она вернулась в семью, младший брат Беллы без конца давил на неё.

В своём блокноте Кристина описывала, как Белла рассказала свою историю.

Это было интересно. Пока Эдмунд не убедил её заговорить, Белла всегда оставалась пассивным членом группы, иногда поддерживала других людей, но никогда не искала внимания к себе. Теперь, казалось, она не могла остановиться и вышла в центр круга. Она стала разыгрывать нападение, которое убило её отца, начав с телефонного звонка от брата и закончив тем, как занесла руку, чтобы с силой опустить тяжёлую бронзовую статуэтку ему на череп. Она была в слезах, говорила, что её следовало осудить за преднамеренное, а не за непредумышленное убийство. Она планировала убить его. Группа собралась вокруг неё, поддерживая.

Вера быстро подняла взгляд от блокнота.

– Она могла оставить их. Вернуться к преподаванию. Она ведь была вменяемой.

– Да.

– Вы считаете, что ей должно было сойти это с рук?

– Вы считаете, что ей сошло? – Кристина встала, потянулась. – Я сделаю ещё чая, хорошо?

Когда она вернулась с кружками, Вера была погружена в свои мысли, сидела, ссутулившись, над столом. Наконец она свирепо посмотрела на Кристину и толкнула блокнот в её сторону.