Сергей Венедов - Улики против улик

— Как же не помнить?! Для нас это дело закончилось только в позапрошлом году… С финансовой точки зрения…

— И что же? Вскрылась погрешность? — спросил Буров.

— Было темноватое кредитование фирмы «Донатор» на триста тысяч, но половину недостачи те покрыли из прибыли, с опозданием, но покрыли, отделались небольшим штрафом. А вторую половину не удалось обнаружить. Документы, уничтоженные Рубцовым, восстановить оказалось невозможным.

— Ну и чем всё закончилось?

— Была образована специальная арбитражная комиссия… вместе с представителем Счётной палаты… Из-за отсутствия документов и доказательств отсутствующую на бумаге сумму решили провести по статье «убытки».

— Значит, закрыли…

— Да… Думали взыскать… но у Рубцова не оказалось никакого состояния.

— А у его семьи? — поинтересовался Буров.

— Нет… у семьи тоже. Его жену я знаю… и приёмная дочь. Могу сказать о них только хорошее. Никаких сомнений быть не может, что Рубцов не имел к недостаче ни малейшего отношения.

— А господин Жаркович вам знаком?

— Конечно. Он был заместителем директора фирмы «Донатор».

— Был?

— Да… Он больше у нас не работает. Перешёл в строительную компанию.

— Не в качестве ли взыскания был переведён?

— Нет. У нас не было для этого достаточных оснований.

— Он был связан как-нибудь с финансами?

— Косвенно, как замдиректора.

— А непосредственно?

— Нет, ни малейшим образом. Кроме случаев, когда мы судились, — он выступал от имени фирмы.

— Не было ли в уничтоженных Рубцовым документах чего-то, имевшего отношение к Жарковичу?

— Нет. Мы проверили всех, кто мог иметь дело с этими документами.

— То есть никакой связи с пропавшими документами Жаркович не имел?

— Абсолютно никакой. Я догадываюсь, почему вы спрашиваете. Это, конечно, ваше право, но, повторяю, Жаркович не мог быть связан с исчезнувшей суммой, на это есть директор и куча финансистов.

— А почему, как вы полагаете, он ушёл из фирмы?

— Говорят, из-за этой истории. Он направил расследование против Рубцова, и поэтому люди стали косо смотреть на него, хотя и до этого… как вам сказать… Жаркович не пользовался особой симпатией… В какой-то степени он был даже вынужден уйти. Вот он и подал заявление… по собственному желанию.

— А что думают у вас люди об этом деле?

— Никто не верил, что речь идёт о сознательном преступлении, и тем более, что этот подлог совершил Рубцов. Впрочем, таково и моё мнение. Рубцова у нас любили, уважали и верили в его невиновность.

— А вот он не верил людям, — заметил Буров. — И за это недоверие заплатил жизнью.

— Он был странный, довольно замкнутый человек, — продолжал начальник отдела. — Думал, что все его считают виновным в проступках, которых он не совершал. При всякой проверке, ревизии у него менялся цвет лица, случались даже сердечные приступы. Он был убеждён, что проверку затеяли ради него, и, пока она не кончалась, ходил больной. Видимо, боялся, что если обнаружат недостачу, то обвинят его. Мы знали об этой его слабости и каждый раз, когда намечалась проверка, отсылали его в командировку.

— И как же он не ценил такого отношения?

— Я вам сказал… он был немного… с чудинкой.

— Но к нему ведь относились с симпатией.

— Он истолковывал её иначе. Отказывался ехать, считал, что в его отсутствие произойдёт бог весть что!

— Понимаю…

Буров покинул министерство в недоумении. Жарковича можно сбрасывать со счетов. Выходит, у его жены не было никаких причин прятать письмо, если бы она его и нашла. Или же ей было известно то, чего не знает начфинотдела. Тогда что именно?

В полдень они договорились с Лерой перекусить неподалёку от их офиса, в ресторане «Золотой телёнок». Когда Буров прибыл на место встречи, Лера уже ждала его.

— Ну и?.. — спросила девушка, как только он подошёл поближе.

— Сначала давайте закажем поесть, а потом я вам всё расскажу. Умираю с голоду.

Они выбрали уединённый столик, где можно было свободно поговорить.

— Жаркович не был прямо связан с финансами министерства. Там проверили всех, кто так или иначе имел доступ к документам вашего отчима.

— Ничего не понимаю…

— Конечно, было бы идеально, если бы каждая наша гипотеза блестяще подтверждалась!

— Тогда, значит, бред Ларисы Жаркович никак не связан с действительностью… А что, если существование и обнаружение письма — всего лишь наше желание… То есть моё.

— И моё тоже.

— Наверно, его всё же не было…