Татьяна Бочарова - Женщина в лунном свете

– Кто? – выдохнул Иван. – Кто это был? Кто велел?

– Зачем тебе? – со скукой спросила Катя.

– Кто? Говори! Я должен знать! – Иван уже кричал. Ему хотелось схватить хрупкое податливое тельце, сжать его в ладонях до хруста костей, сдавить, терзать.

– Да не ори ты так. – Катя поднялась, распрямилась, тряхнула головой, откидывая волосы, упавшие ей на лицо.

– Это Зойка? Она? Стерва! Гадина дрянная! Квартиру хотела к рукам прибрать? Я ей покажу квартиру! Она у меня, зараза, по миру пойдет…

Катя спокойно слушала страстный монолог Ивана. Точеные бровки ее насмешливо выгнулись.

– Все? – Она скинула туфельку с правой ноги, потрясла в воздухе узкой босой ступней с длинными пальчиками, покрытыми ярко-алым лаком.

– Черт, малы стали. – Иван не сразу понял, что она имеет в виду туфли.

Катя мгновение молчала, словно раздумывала о чем-то. Потом тряхнула волосами и произнесла с решимостью:

– Трефилов. Он велел.

– Кто?

Иван от удивления едва не поперхнулся и натужно закашлялся. Как это может быть? Чем он перешел дорогу лечащему врачу? Устал тот его лечить, что ли? Статистику ему Иван испортил? Смешно… Смешно, если бы не было так страшно. Страшно и жестоко.

– Что лыбишься? – спросила Катя с тревогой в голосе. – Спятил, что ли?

– Не спятил. – Иван постарался взять себя в руки. – Понять пытаюсь, зачем этот гад купил тебя? И как ты дошла до жизни такой? Ты преступница, Катерина. Убийца.

Катя криво усмехнулась, но лицо ее словно окаменело.

– Вот что, – твердо произнес Иван. Подошел к ней, крепко сжал руку повыше локтя. – Давай рассказывай. Все. От начала до конца.

– Ты уверен, что хочешь этого?

Катя смотрела на него спокойно и обреченно. И за этим спокойствием и обреченностью Иван уловил скрытое, но страстное желание выговориться, облегчить душу. Он отвел ее в комнату и усадил на диван.

– Да, я уверен. Мне нужно знать все. Ты поняла?

Она послушно кивнула и опустила глаза.

– Мама заболела весной. Вернее, она всегда болела. Но той весной ей стало хуже. Она долго не хотела ложиться в больницу, все надеялась на что-то, тянула. Наконец у нее не осталось сил. Как-то утром она не смогла встать с кровати. Я испугалась, вызвала «Скорую». Ее госпитализировали. Я ходила в больницу каждый день. Иногда два раза в день. Плакала часто. Мне было так страшно – вдруг с мамой что-то случится? У меня никого, кроме нее, на всем свете. Как-то раз вышла из палаты в коридор, вся в слезах и соплях, а навстречу – он, Антон. Красивый такой, улыбающийся. Идет мне навстречу широким шагом, прямо не идет, а летит. Оказалось, его на консультацию вызвали в соседнюю палату, там у женщины желудок разболелся. Трефилов увидел меня зареванную и хвать за руку. «Чего ты, – говорит, – сырость тут разводишь? Здесь плакать нельзя – больные волноваться станут, а им опасно». Я еще больше зарыдала. Тут он обнял меня, так, по-отечески, усадил на банкетку и велел:

– Подожди здесь, я скоро.

И скрылся в палате. Мне почему-то сразу стало не так страшно, будто он меня загипнотизировал. Слезы сами собой высохли. Трефилов вернулся минут через двадцать.

– Пошли!

Я удивилась и растерялась.

– Куда пошли?

– Увидишь.

Он отвел в больничную кафешку, тогда в этом корпусе была такая, потом ее почему-то закрыли. Купил мне борщ, котлеты с гречкой, компот и, кажется, какую-то булочку. Я уже месяц нормально не ела, набросилась на все это. Он смотрел, как я поглощаю пищу, и улыбался. Потом сказал:

– Я все знаю про тебя. Спросил у завотделением, он мой друг. Не плачь, твоя мама обязательно поправится. Я обещаю.

Он был такой надежный, такой сильный, уверенный. И такой красивый… Слишком уверенный и красивый для глупой, маленькой, растерянной девчонки, у которой умирала мама. Мне захотелось сжаться в комок на его груди, раствориться и уснуть. И чтобы он гладил меня по голове своими крепкими, но ласковыми руками. Короче… я влюбилась. Как последняя дура – ведь он не скрывал, что женат, что у него ребенок. Что я ему интересна только как любовница. – Катя криво усмехнулась. – Мне тогда было все равно – Антон стал мне единственным родным существом. Мы стали встречаться тайком, я была послушной куклой в его руках. Обещание Антона не исполнилось – мама вскоре умерла. А потом меня надули с квартирой. Я подумала – зачем мне такая большая, да еще сравнительно недалеко от центра? Куплю совсем маленькую в ближайшем Подмосковье. На оставшиеся деньги открою мастерскую, буду заниматься любимым делом… дура была, жуткая дура! Некому было уму-разуму научить.