Ольга Баскова - Медальон Таньки-пулеметчицы [litres]

– Успехов, – пожелал мужчина, даже не представляя, как карикатурно звучали его слова. У ворот фабрики стояла черная «Волга», и один из парней помог ей сесть на заднее сиденье. Полковник примостился впереди, а его подчиненные зажали Таньку с обеих сторон, будто взяли в плотные клещи, из которых вырвать ее могло только чудо. Путь в двадцать минут показался ей вечностью. Когда машина остановилась у белого особняка с колоннами, представители органов вывели задержанную и, чуть подталкивая, повели к кабинету на первом этаже. Власенко распахнул дверь, и она оказалась в просторной комнате с большим письменным столом, огромным портретом Брежнева на стене и многочисленными стеллажами с папками. Андрей Николаевич жестом отпустил своих подчиненных и приказал Татьяне сесть. Она послушно опустилась на предложенный стул, сжимая и разжимая пальцы.

– Закурить дашь, начальник? – спросила женщина резким грубым голосом, словно возвращаясь в то далекое прошлое, от которого мечтала избавиться.

– Вообще-то здесь не курят, – произнес Власенко и, усевшись за стол, достал бумагу. – А вы разве курите? Что-то не заметил.

Он говорил спокойно и вежливо, и она снова перешла на «вы».

– Вы правы, не курила. Так, баловалась в войну. Но давайте к делу. Что вас интересует? Жизнь моя? Рассказывать с самого начала?

Андрей Николаевич хотел дать ей выговориться, видя, что задержанная к этому готова. Наверное, много лет она мечтала излить кому-нибудь душу, но боялась шокировать страшной правдой. И вот теперь такой момент настал.

– Про детство тяжелое рассказывать? – усмехнулась Татьяна. – Сейчас ведь принято говорить: «У такого-то было тяжелое детство».

– Детство ваше тут ни при чем, – оборвал ее полковник. – Если считаете, что ваш рассказ пригодится, говорите.

Маркова помялась:

– Но прежде спрошу, как вы на меня вышли? Столько лет добропорядочной жизни…

– Брат ваш за границу собрался, – уточнил Андрей Николаевич. – Теперь вряд ли поедет.

– Получается, жизнь я им попортила, – Танька поскребла ногтем полировку стола. – Не хотела давать о себе знать, да соскучилась. Вот так, гражданин полковник, эмоции нужно сдерживать.

Он ничего не сказал, давая ей возможность собраться с мыслями.

– Значит, у моего братца вы все о детстве выведали. – Женщина закинула ногу на ногу. – Да и говорить нечего, нищета, голод, отец сбежал. Десятилетку заканчивать в Москву приехала, в общежитии жила. В кино ходить любила.

– «Чапаева» смотрели, Анкой восхищались, – вставил Андрей Николаевич.

– Ага, любила, раз десять на него бегала, – поддакнула Татьяна. – Мечтала, как Анка, врагов истреблять. А вот как получилось…

Дальше говорила только Маркова. Полковник узнал и о Вяземском котле, в котором молодая медсестра чудом выжила, о побеге с Федорчуком и о блуждании по лесу в поисках партизан и пищи… Он счел нужным вставить свое замечание:

– Не партизан вы искали, Татьяна Марковна. Весь лес ими кишел. Хотели бы – обязательно нашли. Вы шкуры свои спасали. И вы, и этот предатель Федорчук, дезертир.

Эти слова не пробудили в ней стыда. Наоборот, она гордо выпрямилась и бросила:

– Мне было всего девятнадцать, гражданин полковник, и хотелось жить. Да, хотелось, после пережитого ужаса. Вы сами-то где воевали? А впрочем, мне все равно. Вы не были там, в котле, когда кругом кровь, смерть… – Она закрыла лицо руками.

– Да, только там были кровь и смерть, – заметил Андрей Николаевич. – И только вам хотелось жить.

– Я же сказала, мне было всего девятнадцать! – отчаянно крикнула Татьяна, удивляясь, почему он не понимает такую простую истину. – Всего девятнадцать… Когда же жить?

– Зое Космодемьянской было восемнадцать, – вставил Власенко. – Она тоже прошла через кровь и страдания. И выстояла.

Через минуту он уже пожалел о своей реплике. Ему показалось, что эта женщина может не знать Космодемьянскую… Однако полковник ошибался. Маркова заерзала на стуле, а потом бросила ему в лицо:

– Может быть, такие, как она, сделаны из другого теста… Из железа, стали, не знаю из чего. Я же женщина из плоти и крови, я родилась, чтобы быть женой и матерью. И я много лет хорошо справлялась с этой ролью.

– Не в своей настоящей жизни, – веско ответил Андрей Николаевич. – Вы пытались прожить чужую, и у вас, естественно, не получилось. Но, впрочем, хватит с нас лирических отступлений. Продолжайте.